Эмигрантский период биографии русского философа Семена Людвиговича Франка, начавшийся в 1922 году, проходил в трех странах — Германии (1922–1937), Франции (1938–1945) и Англии (1945–1950). Перевалочным пунктом на пути философа из Германии во Францию послужила Швейцария, где он провел в гостях у своего друга, швейцарского психиатра Людвига Бинсвангера (Ludwig Binswanger, 1881‒1966) несколько недель в конце 1937– начале 1938 года. Пребывание Франка в этих странах связано с различными историческими событиями, жизненными обстоятельствами и творческими поисками. Несложно заметить, что больше всего времени, чуть более 15 лет, философ провел в Германии. При этом немецкий период его философской биографии безусловно не является однородным: в нем можно выявить различные этапы, связанные с творческой деятельностью (подготовка крупных работ по социальной философии и философии религии, лекционные курсы и турне), работой в образовательных и научных институциях, контактами с представителями зарубежного интеллектуального сообщества. Однако главной линией водораздела для немецкого периода жизни философа, несомненно, является приход к власти в Германии партии национал-социалистов. Далее будет предложен общий абрис творческого и жизненного пути философа 1933–1937 годов, связанный с его работой в немецких институциях и сотрудничеством с немецкими организациями, немецкими публикациями и контактами с зарубежными коллегами по философскому цеху. Отдельное внимание будет уделено тем оценкам, которые дает Франк немецкому движению национал-социализма.

На момент прихода партии Гитлера к власти Франк был официально трудоустроен в Германии в Русском научном институте и Университете им. Фридриха Вильгельма (с 1949 года Берлинский университет им. Гумбольдта). Работу в Русском научном институте в Берлине философ начал с момента его открытия в феврале 1923 года. Можно утверждать, что во многом именно с этой институцией формально была связана характерная для Франка 1920-х годов переориентация его философских поисков в область проблематики русской мысли, истории и культуры¹. До вынужденной эмиграции Франка «русская тема» в широком смысле не занимала значительного места в его философском творчестве, хотя интерес к проблемам актуальной философской повестки начала века и в этой связи интерес к работам его современников и коллег, таких, как Н.А. Бердяев, Д.С. Мережковский, Д.В. Философов и Лев Шестов, но все-таки осмысление русской мысли и — шире — культуры не является в то время отдельным объектом его философского анализа. Именно Русский научный институт стал местом, в котором философ, по крайней мере, в глазах немецкой публики, сделался знатоком и специалистом по русской духовной культуре [12, c. 42–47]. Русская тематика стала актуальной для Франка после того, как Русский научный институт практически лишился студентов по причине крайне неблагоприятного финансового положения русской эмиграции в Германии и был преобразован немецкой стороной в исследовательский центр. Так, в своем письме к Бердяеву от 5 января 1926 года Франк отмечал: «Наш Институт кончает свое существование в качестве учебного заведения и преобразовывается в ученое учреждение — нечто вроде русской академии науки. Я стою во главе “философско-исторического отделения”. Наша главная задача — выпускать на немецком языке работы о России и русской духовной культуре» [1]. Несмотря на затруднительное финансовое положение, которое еще больше ухудшилось после начавшегося мирового экономического кризиса, институт продолжил свое существование в 1930-е годы, но Франк был вынужден окончательно покинуть его ряды в 1934 году, о чем сообщала газета «Возрождение» от 2 февраля 1934 года под заголовком «Открытие Русского научного института»: «Из числа прежних преподавателей института не оставлены в нем: проф. Б.Д. Бруцкус, А.М. Мелких, А.А. Овчинников, И.А. Стратенов, А.И. Угримов, С.И. Штейн, С. Л. Франк; вошли в новый институт из прежнего состава: проф. А.А. Боголепов, И.А. Ильин, В.М. Полетика. Вновь привлечены: А.И. Бунге, В.М. Гефдинг, инж. Ерофеев» [15]. Само же «повторное» открытие института объяснялось тем, что прежде он был не «истинно народнический», но либеральный и отражал то, что «было ненародническим в Веймарской республике» [там же]. С уверенностью можно утверждать, что прекращение работы Франка в институте было связано с изменением политической ситуации в самой Германии и началом проведения расовой политики в учебных заведениях.

При этом можно предположить, что сам философ не признавал упомянутое «повторное» открытие Русского научного института, свершившееся уже при власти национал-социалистов. О том, что институт закончил свое существование в 1932 году, Франк писал в письме к Д.И. Чижевскому от 1 февраля 1932-го [7], автобиографическом тексте середины 1930-х годов «Предсмертное. Воспоминания и мысли» [8] и ряде своих curricula vitae [см.: 12, c. 228; 5, с. 266].

В это же время по причине изменения политической обстановки внутри Германии также прекратилось сотрудничество Франка с Берлинским университетом, в Славянском институте которого он читал лекции с зимнего семестра 1929/30 по зимний семестр 1932/33 [см.: 12, с. 50–51]. Здесь философ также в первую очередь выступал как специалист по истории русской мысли и культуры, о чем красноречиво свидетельствуют названия его лекционных курсов: «История духовных течений в России», «Мировоззрение Достоевского», «Русские мыслители XIX века» и пр. Зачастую эти лекционные курсы имели много содержательных пересечений с теми лекциями, которые философ читал в Русском научном институте. В качестве причины прекращения сотрудничества с университетом Франк прямо указывал на изменение политической обстановки в Германии. 26 января 1935 года он писал Бинсвангеру о том, что потерял свое место «вследствие последнего преобразования» [25], а в анкете для английского Совета академической помощи, написанной в конце 1934-го, сообщал: «У меня был “Lehrauftrag” (курс лекций), который время от времени продлевался. Начиная с весеннего семестра 1933 года Прусское министерство искусства и науки отказалось его продлить. Причина не указана, но согласно частной информации — неарийское происхождение» [12, с. 225]. При этом официальная формулировка университета, согласно которой трудовые отношения с философом прекращались, очевидно, еще не несла в себе выраженного расового подтекста. В письме к своему голландскому корреспонденту Бруно Беккеру (Bruno Oskar Becker, 1885‒1968) от 13 апреля 1933 года Франк уведомлял: «сегодня я получил (ожидавшееся мною) официальное сообщение, что мне как иностранцу, поручение чтения лекций в университете далее продолжено быть не может» [5, c. 259]. Совсем незадолго до этого, 7 апреля 1933 года, вступил в силу так называемый «Закон о восстановлении профессионального чиновничества» («Das Gesetz zur Wiederherstellung des Berufsbeamtentums»), в третьем параграфе которого говорилось о том, что «чиновники неарийского происхождения подлежат увольнению со службы» [21]. Итак, практически в течение года философ теряет два места работы — Русский научный институт и Берлинский университет — по причине изменения политической ситуации внутри Германии².

Новая немецкая реальность, видимо, также явилась препятствием для дальнейшего развития сотрудничества с протестантской организацией «Русская братская помощь» («Russische Bruderhilfe»), под эгидой которой Франк совершал лекционные поездки по немецким деревням в 1930–1932 годах [13]. Дело в том, что после прихода к власти национал-социалистов многие местные представительства Немецкой евангелической церкви, в лоне которой и возникла «Русская братская помощь», стали управляться открыто симпатизировавшим нацистской идеологии движением «Немецких христиан», что делало невозможным чтение лекций «не арийцем» Франком. Схожая судьба постигла и «Кантовское общество», с которым философ активно сотрудничал во второй половине 1920-х годов и выступал с докладами в различных его отделениях. О преобразованиях одного из таких отделений, которое находилось в Швейцарии, Франк лично сообщал в своем письме к Бинсвангеру от 20 января 1936 года: «Моя запланированная поездка в Швейцарию с докладом пока еще под большим вопросом: базельскому Кантовскому обществу, как мне сказали, предстоит полная реорганизация, а пока она не завершится, не может идти речи ни о каком докладе» [27].

Постепенно философ также начинает испытывать трудности с публикацией своих текстов в Германии. Ярким примером здесь являются попытки опубликовать его немецкоязычную рукопись «Непостижимого» («Das Unergründliche»), которые потерпели фиаско не только в Германии, но и в Австрии [11], куда Франк обратился после многочисленных издательских отказов. В одном из последних писем от 11 июля 1938 года, которое зальцбургское издательство «Anton Pustet» отправило уже после мартовского аншлюса Австрии, оно напрямую указывало философу, успевшему переехать во Францию, что хотело «бы еще раз уточнить, не возникнут ли какие-либо трудности в случае принятия книги в печать в связи с арийскими параграфами» [16]. Подобный интерес австрийского издательства к происхождению Франка был вызван тем, что Имперская палата печати (входившая в состав Имперской палаты культуры под руководством Геббельса) также для публикации философских сочинений требовала предоставить так называемое «Свидетельство об арийском происхождении» («Ariennachweis»)³. О том, соответствует ли Франк требованиям этой палаты, издатель, очевидно, спрашивал еще в несохранившемся письме от 31 мая 1938 года, поскольку философ в своем ответном послании пытался убедить австрийцев в следующем: «как иностранного писателя и ученого (я не имеющий гражданства русский, христианского вероисповедания, греко-католической конфессии) эти условия меня не касаются вовсе и этот вопрос мне никогда не задавали прежде» [4, c. 327]⁴. В этой связи стоит отметить, что статьи и рецензии Франка действительно продолжали публиковаться в Германии и в середине 1930-х годов (вплоть до 1937 года). Однако выходили они по преимуществу в конфессиональных периодических изданиях, таких, как издание Фридриха Хайлера (Friedrich Heiler, 1892‒1967) «Eine heilige Kirche», Альберта Хеттлинга (Albert Hettling, 1882‒1967) «Liebet einender!» и Карла Мута (Carl Muth, 1867–1944) «Hochland». Два последних издания были запрещены национал-социалистами в 1941 году, чуть ранее, в феврале 1939 года, Министерством пропаганды также была запрещена газета Хеттлинга «Eine Herde und ein Hirt» («Стадо и пастырь»), в которой у Франка было опубликовано несколько статей [12, с. 69]. Однако наряду с этим в 1936 году вышла статья Франка в журнале «Archiv für Rechts- und Sozialphilosophie» [20; рус. пер: 9], который возглавлялся его знакомым, убежденным национал-социалистом, членом НСДАП Карлом Августом Эмге (Carl August Emge, 1886‒1970), о чем философ также сообщил издательству «Anton Pustet» в упомянутом выше письме [4, с. 328; 14]. Вместе с тем о проблемах, связанных с публикацией своих работ в Третьем Рейхе, Франк писал Беккеру уже 29 мая 1933 года: «в Германии довольно трудно теперь поместить что бы то ни было» [5, c. 264]. Более конкретно сложности, с которыми столкнулся Франк после 1933 года в Германии, были обрисованы знакомой философа, Марией Моисеевной Гуревич в ее письме к Бинсвангеру от 27 декабря 1935 года: «проф. Франк со своей женой и их 15-летним, весьма одаренным сыном попали в совершенно безвыходную ситуацию. Свою кафедру ⁵ в университете, главную основу их материального существования, он, как не ариец, давно потерял. Постепенно стало невозможным и его прежнее сотрудничество в различных немецких журналах. Его жена, особенно активный и умелый во всех практических вопросах человек, владеющий массажем, уколами, маникюром и педикюром и тем самым способный вносить вклад в бюджет семьи, из-за господствующих отношений также утратила всю свою практику» [23]. Вместе с тем, несмотря на плачевное состояние, о котором повествует Гуревич, семья Франков продолжила жить в Германии еще два года, что было обусловлено прежде всего тем, что философ надеялся найти для себя рабочее место в одной из европейских стран. Но, наконец, 30 октября 1937 года в очередном письме к Бинсвангеру Франк сообщал: «Постепенно в нас созревает и формируется в окончательное решение переехать во Францию, потому что жизнь здесь становится для меня все более бессмысленной и тяжелой» [29]. 26 декабря 1937 года Франк оказался в Швейцарии в санатории своего друга Бинсвангера, навсегда покинув Германию, но не потеряв с ней интеллектуальной и духовной связи, о чем красноречиво свидетельствуют строки в письме к Хайлеру, отправленному уже после войны 25 января 1946 года: «Я также хотел бы добавить, что несмотря на все ужасное, что произошло и что заставило весь мир презирать Германию, моя внутренняя связь с настоящим немецким духом не ослабла» [4, c. 332]. В заключение биографической части важно также отметить, что уже после смерти философа его вдова — Татьяна Сергеевна Франк (1886–1984) смогла получить от немецкого правительства летом 1961 года 6000 марок в рамках политики по возмещению ущерба от деятельности национал-социалистов («Wiedergutmachungspolitik»)⁶. Таким образом, Франк был официально признан немецкой стороной в качестве пострадавшего от противоправных действий национал-социалистов.

Осветив в первом приближении некоторые обстоятельства философской биографии Франка периода его жизни в Третьем Рейхе, следует задаться вопросом: каким образом сам философ оценивал немецкий национал-социализм? Безусловно, Франк не был, да и не мог быть по своим убеждениям сторонником этого идеологического и политического течения. Примечательно, что в своей корреспонденции, относящейся к первым годам правления Гитлера, философ находит для себя форму осмысления этого явления посредством сопоставления нацистского и большевистского режимов⁷. В подготовительных материалах к книге «Реальность и человек» Франк писал: «Нацсоциализм — сочетание коллективизма и аристократизма вождя» [24]. В военные годы Т.С. Франк записала следующие мысли своего мужа: «Борьба мира с Гитлером — есть борьба против государственного абсолютизма» (1 февраля 1942) [31]. Кроме того, Франк писал Бинсвангеру 26 января 1935 года: «мне пришлось пережить уже вторую революцию, после того как первая, русская — лишила меня на родине возможности продолжения моей деятельности — ода и для одной человеческой жизни это уже слишком много» [25]. Практически в тех же словах Франк выражается спустя год, в своем письме от 7 января 1936 года: «Пережить две революции, которые были посланы мне судьбой, — для <strong>одной</strong> (выделено Франком — <em>А.Ц., Т.О.</em>) человеческой жизни это уже слишком» [26]. Еще более очевидным сближение большевизма и национал-социализма в оценках Франка становится в его корреспонденции военного периода. В письме к Василию Борисовичу Ельяшевичу (1875–1956) от 5 марта 1945 года Франк пишет об очевидной победе СССР следующее: «Я лично — особенно ориентируясь по швейцарским газетам — утверждаюсь во мнении, что дьявол был изгнан с помощью Вельзевула, и что ждать от этого добра не приходится» [3]. Схожую фразу Франк повторяет в письме к Бинсвангеру от 21 марта 1945 года: «В целом, я довольно мрачно настроен по отношению к будущему. Дьявола удалось изгнать с помощью Вельзевула, и от этого не стоит ожидать ничего хорошего. Мировой истории уже достаточно для моей жизни!» [30]. Оставляя в стороне биографические обстоятельства жизни Франка, который фактически дважды потерял родину — сначала Россию, затем Германию [10] ⁸— можно предположить, что указанное сближение неслучайно и имеет свое основание в мысли философа. В своей работе «Ересь утопизма», опубликованной после Второй мировой войны, Франк указывает на то, что исток как большевизма, так и национал-социализма в конечном счете состоит в их стремлении к преобразованию мира, покоящимся на убеждении в том, что человек способен на самовольное и самостийное изменение реальности: «другими словами, это есть замысел спасения мира устрояющей самочинной волей человека» [6, c. 86; 2]. Сама же эта духовная установка возникает в истории европейского человечества как следствие искажения христианской идеи спасения мира [6, c. 95]. В этой связи важно подчеркнуть, что для философа ни советский большевизм, ни немецкий национал-социализм не были случайными, «незаконными» явлениями в истории XX века: и то, и другое политико-идеологическое течение, согласно Франку, берет свое начало в отказе от теократического проекта христианского Средневековья, последовавшем за этим Гуманизме и его кризисе, разразившемся во второй половине XIX столетия. В своей статье «Кризис гуманизма. Размышление с точки зрения Достоевского», выпущенной в 1931 году в католическом журнале «Hochland», Франк указывает на два духовных явления, связанные с большевистской и нацистской идеологиями, которые преодолевают основные принципы гуманизма и несут в себе большую угрозу — революционный социализм и философия Ф. Ницше. Революционный социализм, согласно философу, «находит свое адекватное теоретическое проявление в марксизме, в экономическом материализме и в учении о классовой борьбе. Не разум человека, не его доброта или самовоспитание до благородного человека, но, напротив, низшее, элементарное, злое в человеке положено здесь в основу его понимания Противоречащее всем разумным понятиям объединение морально-революционного пафоса с открыто объявленным циничным аморализмом или антиморализмом означает уничтожение всякой гуманистически преображенной идеи человека; вместе с тем человек больше не признается как личность и заменяется чудищем безличного коллективизма, “пролетариата”» [19, S. 292]. В то же время в философии Ницше «гуманизм приходит к внутреннему самораспаду. Гуманизм, который однажды возник на почве христианской веры, из идеи Богочеловечества и который затем развился до обожествления профанного, поставленного на самого себя человека, у Ницше распадается изнутри. Человек больше не возвышается в идеализирующем представлении до высшей ценности (человеческое как таковое у Ницше есть именно “слишком человеческое”). Человек именно <strong>как</strong> (выделено Франком — <em>А.Ц., Т.О.</em>) человек здесь никоим образом недостаточен: он появляется как низкое, мелкое существо, раб своей веры и морали, который заслуживает лишь презрения» [19, S. 293]. Иными словами, оба течения — как советский большевизм, так и немецкий национал-социализм для Франка являются ужасным следствием человеческого богоборчества.

Подводя общий итог, следует отметить, что период жизни Франка в национал-социалистической Германии — это одна из самых трагичных страниц в биографии мыслителя. В это время Франк был практически насильственно исключен из интеллектуальной жизни столь близкого его сердцу и духу немецкого философского мира, что, впрочем, все-таки не помешало ему по-прежнему чувствовать свое внутреннее сродство с ним. Безусловно, представленный в настоящей статье общий абрис философской биографии Франка 1933–1937 годов не может претендовать на исчерпывающую полноту и требует своего дальнейшего развития, которое, надеемся, поможет не только глубже понять идейные поиски и жизненные перипетии Франка, но также даст возможность в очередной раз оценить роль и значение свободной философской мысли, оказавшейся в задолжниках у тоталитаризма.

В приложении мы также публикуем представляющийся достаточно красноречивым документ эпохи — русский перевод обнаруженного в архиве внука Франка о. Петра Скорера письма из австрийского издательства «Anton Pustet» от 11 июля 1938 года, о котором выше уже шла речь⁹.

<h2 id="text_content_item_13"><strong>Приложение. Перевод письма австрийского издательства </strong><strong>Anton</strong><strong> </strong><strong>Pustet</strong><strong> С.Л Франку</strong>¹⁰</h2>

<p style="padding-left: 180px;">ИЗДАТЕЛЬСТВО ANTON PUSTET¹¹</p>

<p style="padding-left: 150px;">ЗАЛЬЦБУРГ. АБОНЕНТСКИЙ ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК 115</p>

<p style="padding-left: 150px;">Телефон Nr. 259. Sigmund-Haffner-Gasse Nr. 18</p>

<p style="padding-left: 180px;">Телеграфный адрес Pustet Salzburg</p>

<p style="padding-left: 240px;"><em>Отв. 19. </em><em>VII</em><em>. 38</em>¹²</p>

<p style="padding-left: 210px;">Господину проф. С. Франку</p>

<p style="padding-left: 210px;">Ла Фавьер в Борм (Вар)¹³</p>

<p style="padding-left: 180px;">Франция&nbsp; &nbsp; &nbsp; &nbsp; &nbsp; &nbsp; &nbsp; &nbsp; 11 июля 1938 г.</p>

<p style="padding-left: 180px;">Глубокоуважаемый господин профессор!</p>

Отвечая на Ваши любезные строки от 30 числа прошлого месяца¹⁴, сообщаем, что в течение этого, 1938 года мы не издадим Ваш труд¹⁵. Позволит ли ситуация осуществить издание в будущем году, в настоящее время сказать невозможно. Потому мы не можем принять предложение, о котором Вы говорите в своем последнем письме, а именно осуществить издание книги посредством Вашего сына, который живет в Берлине¹⁶. Для этого также необходимо соответствующее разрешение, так как в данном случае речь идет о выплате гонорара живущего за границей автора в пользу человека, проживающего в Германии. И при этом мы все-таки хотели бы в любом случае еще раз уточнить, не возникнут ли какие-либо трудности в случае принятия книги в печать в связи с арийскими параграфами. Ваше относящееся к этой теме письмо не дало нам полной ясности¹⁷. Как Вы поступите с рукописью, остается на Ваше усмотрение, и мы ожидаем от Вас сообщения по этому поводу.

<p style="padding-left: 450px;">С глубоким уважением,</p>

<p style="padding-left: 480px;">преданное Вам</p>

<p style="padding-left: 450px;"><em>ИЗДАТЕЛЬСТВО ANTON PUSTET</em></p>

<p style="padding-left: 510px;"><em>SALZBURG</em>¹⁸</p>

<p style="padding-left: 510px;"><em>W. Reinermann</em>¹⁹</p>