Адаптация Homo Sapiens и закон естественного отбора
Адаптация Homo Sapiens и закон естественного отбора
Аннотация
Код статьи
S023620070015641-2-1
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Момджян Карен Хачикович 
Аффилиация: Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
Адрес: Российская Федерация, 119234 Москва, Ленинские горы, учебно-научный корпус «Шуваловский»
Страницы
7-27
Аннотация

В статье обсуждается вопрос о том, действует ли общебиологический закон естественного отбора в сформировавшихся человеческих сообществах. Автор исходит из понимания естественного отбора как механизма самосохранения и саморазвития живых систем, осуществляемого путем адаптации к условиям среды. Автор рассматривает адаптацию как modusexistendi самоцельных субстанциальных систем биологического и социального типа, способных сохранять факт и качество своей жизни путем изменения ее значимых параметров. В статье рассматриваются способы адаптации биологических систем (индивидуальный и коллективный, соматический и этологический, пассивный и активный), которые определяют критерии внутривидового и межвидового отбора по телесным или поведенческим свойствам. Переходя к анализу социальных систем, автор рассматривает деятельность общественного человека не как альтернативу приспособления, а как особый его вид — активную поведенческую адаптацию к среде, выступающую в форме труда, основанного на синтезе вербально-понятийного мышлении с орудийным отношением к среде. В статье критикуется точка зрения об отсутствии качественных границ между образом жизни человека и животного, набравшая силу после «приматологической революции» в биологии. Автор убежден в уникальности человека, деятельность которого создает принципиально новую социокультурную реальность, основанную на производстве и воспроизводстве общественной жизни, институциональном разделении труда и ценностно-нормативной регуляции поведения. В социокультурной среде, конечно же, сохраняются законы биологической наследственности, которые влияют на образ жизни людей, но не определяют его. Точно также в человеческих сообществах существует внутрипопуляционная и межпопуляционная конкуренция, которая с развитием истории утрачивает форму естественного отбора по соматическим и этологическим признакам.  Последний сохраняет свою силу лишь в начале человеческой истории, проявляясь, в частности, в процессе формирования соматических расовых различий между людьми. Действие естественного отбора, по убеждению автора, прекращается в результате Великой неолитической революции, связанной с переходом от хозяйства присваивающего типа к хозяйству производящего типа.

Ключевые слова
Естественный отбор, адаптация, индивид, вид, поведение, общество, человек, деятельность, мышление, орудийность, труд, культура, солидарность, конкуренция
Классификатор
Получено
29.06.2021
Дата публикации
29.06.2021
Всего подписок
18
Всего просмотров
2813
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2021 год
1

Адаптация и естественный отбор

2 Настоящая статья посвящена одному из дискуссионных вопросов социальной теории — действует ли общебиологический закон естественного отбора, открытый Чарльзом Дарвином, в сформировавшихся человеческих сообществах?
3 Естественный отбор, как известно, представляет собой главный механизм самосохранения и эволюции живых систем, существующих в меняющихся условиях среды. Такое самосохранение осуществляется путем адаптации к условиям среды, при этом вид адаптации — соматический или этологический, индивидуальный или коллективный — определяет способ естественного отбора и критерии выживаемости.
4 Соответственно, чтобы решить интересующую нас проблему, следует ответить на три важных вопроса: 1) что такое адаптация и какие виды приспособления создала эволюция? 2) адаптивно ли поведение общественного человека и, если да, чем человеческий тип адаптации отличается от адаптации биологических систем? 3) в каких формах проявляется (если проявляется) естественный отбор в индивидуальной и коллективной жизни людей?
5 Автору придется апеллировать к данным естественных наук (прежде всего, биологии), что, по моему убеждению, является профессиональной необходимостью для рефлективной философии, которая стремится познавать, а не проповедовать.
6 Начнем с феномена адаптации, присущей субстанциальным системам биологического и социального типов1. С одной стороны, такие системы существуют по законам, отличным от законов среды. С другой — будучи «разомкнутыми» системами открытого типа, они могут существовать лишь в среде и за счет среды, в которой есть необходимые условия их существования. Как следствие, самоцельные системы вынуждены «гармонизировать» отношения со средой и делают это путем адаптации к ее условиям.
1. Субстанциальными автор называет самоцельные системы с высшим органическим типом целостности, способные к самопорождению, самоподдержанию и саморазвитию. Генетический аспект субстанциальности подчеркивал Б. Спиноза, трактовавший субстанцию как causa sui — «то, что существует в себе и представляется само по себе, т. е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которого оно должно было бы образоваться» [15, с.5]. Способность субстанциальных систем порождать свои модусы и атрибуты «из себя и для себя» подчеркивал Гегель, трактовавший субстанцию как «целостность акциденций, в которых она открывается как их абсолютная отрицательность, т. е. как абсолютная мощь и вместе с тем, как богатство всякого содержания» [5, с. 252]. См. подробнее: [13].
7 Под адаптацией понимается способ существования, в ходе которого биологические и социальные системы субстанциального типа сохраняют факт и качество своей жизни, изменяя ее значимые параметры. 
8 Подчеркну, что эта способность возникает вместе с жизнью, которой присуще генетически заданное влечение к самосохранению2 и которая способна сохраняться, изменяясь. Объекты неживой природы безразличны к факту своего существования и обладают лишь инерцией качества, которую демонстрирует камень, «сопротивляясь» ударам молотка. Физические и химические объекты либо сохраняются, либо изменяются, они не способны совмещать эти процессы, используя их один ради другого3.
2. Влечение к самосохранению автор рассматривает как объективную цель жизни — в широком «кибернетическом» понимании термина «цель», обозначающем информационный сигнал, предпосланный действию и ориентирующий его в предзаданном направлении. Объективные цели присущи не только биологическим объектам, но и людям, самосохранение которых предполагает решение двух задач — сохранения факта жизни и сохранение (улучшение) ее качества. Объективные цели существования фундируют потребности и интересы людей, которые отображаются в субъективных целях, выступающих как проекция желаемого результата. См. подробнее: [11].

3. Соответственно, в неживой природе возможна лишь квазиадаптация, примером которой может быть ситуация с пружиной, которая сжимается в случае внешнего воздействия и возвращается в исходное состояние, когда это воздействие заканчивается. Этот процесс нельзя называть адаптацией, поскольку у пружины нет цели самосохранения, присущей адаптивным системам, смена ее состояний   не имеет информационно направленного характера.  
9

Об адаптации животных

10 В живой природе существует два вида адаптации, первым из которых является соматическое приспособление, в ходе которого биологическая система приспосабливается к среде путем изменения своих телесных параметров. Такая адаптация бывает индивидуальной (когда речь идет о выживании отдельно взятого организма) и коллективной (когда объектом самосохранения становится популяция и целый вид животных).
11 Индивидуальная соматическая адаптация имеет два способа осуществления, имеющих разное отношение к процедурам естественного отбора.  Первый требует от организма собственной генетически запрограммированной активности, ведущей к телесным трансформациям (смене окраски, изменению кожного или волосяного покрова, отбрасыванию хвостов и пр., как это делают хамелеоны, змеи, зайцы, ящерицы и др.).  Эта активность, основанная на безусловных рефлексах, имеет видоспецифический характер, то есть одинакова у всех представителей одного вида. Соответственно, она не дает отдельным особям дополнительных шансов на выживание, а потому не имеет прямого отношения к механизмам внутривидового отбора (хотя возникает в результате естественного отбора и значима для сохранения популяции).
12 Иначе обстоит дело со вторым видом соматической адаптации, который не требует от организма собственной активности. Это адаптация «лотерейного» типа, основанная не на собственных реакциях, а на случайно полученном генетическом «наследии».
13 Как мы знаем, в результате случайных генетических мутаций животное способно обрести телесные свойства, увеличивающие возможность выживания в среде. Став случайным обладателем генов, программирующих, к примеру, появление более густой шерсти, животное получает большие шансы на выживание в условиях похолодания.
14 Такая индивидуальная соматическая адаптация, дающая конкурентные преимущества в борьбе за жизнь, напрямую связана с законами естественного отбора, который, как известно, действует на разных уровнях жизни, начиная с клеточного; ему подвержены не только популяции и виды, но и отдельные организмы. Конечно, «только вид является реальной эволюционирующей единицей» [16, с.9], однако механизм этой видовой эволюции, основанной на естественном отборе, органически связан с соматической адаптацией отдельных особей.
15 Дарвин показал, что популяции животных и целые биологические виды выживают в условиях среды именно потому, что отдельные их представители, получившие по наследству «удачные» гены, обретают шанс передать важные для выживания соматические новации потомству, сделав их со временем коллективным достоянием, увеличивающим резистентность жизни4.
4. Существуют, как известно, разные виды соматического отбора — движущий, при котором сохраняются признаки, способствующие выживанию в меняющихся условиях среды; стабилизирующий, при котором отбраковываются крайние отклонения от средних соматических параметров; дизруптивный, при котором, наоборот, преимущество получают носители крайних отклонений. Автор не имеет намерения углубляться в конкретные биологические проблемы естественного отбора, равно как и обсуждать критику этой теории в духе Л.С. Берга [1], А.А. Любищев [10] и других ученых, отрицающих теорию Дарвина или возражающих против ее превращения в единственный «метафизический» принцип объяснения эволюции.
16 Конечно, это происходит не автоматически. Дарвин специально оговаривал тот факт, что термин «естественный отбор» используется им «в широком и метафорическом смысле, включая сюда зависимость одного существа от другого, а также включая (что еще важнее) не только жизнь особи, но и успех в оставлении потомства» [6, с. 32]. Это значит, что животное, получившее соматические бонусы, сумеет передать их своим потомкам лишь в том случае, если пройдет процедуру полового отбора, который Дарвин рассматривал как важный механизм коллективного выживания.
17 До сих пор мы говорили о процессе естественного отбора, который реализуется посредством соматической адаптации отдельных особей и целых популяций. Вместе с тем существует иной вид естественного отбора, основанный не на соматической, а на этологической адаптации к среде.
18 Как уже было сказано, в этом случае живые системы сохраняют себя в среде существования не с помощью рефлекторно совершаемых или унаследованных трансформаций тела, а путем изменения своего поведения в среде5.  Как и соматическая адаптация, поведенческая адаптация животных бывает индивидуальной и коллективной.
5. Несмотря на то что поведенческие реакции фундированы физиологическими процессами, они качественно отличаются от реакций соматических, в чем легко убедиться, сравнивая процесс поиска пищи с процессом пищеварения. Под поведением понимается способ существования в среде, который основан на самостоятельной поисковой активности — способности искать и находить «полезное», которого «еще нет», и уклоняться от воздействия «вредного», которое может случиться. Способность к поведению возникает лишь у животных, растениям присуща исключительно соматическая активность — они реагируют на уже случившееся воздействия среды и не способны действовать превентивно. Большая ошибка рассматривать «телодвижения» подсолнуха, поворачивающего голову вслед за солнцем, как поиск света — это реакция на свет, который уже упал на растение (реакция тургора, создающая телесные напряжения, заставляющие растение поворачиваться).
19 В случае с коллективной адаптацией речь идет о этоклинах — филогенетических изменениях поведения, основанных на безусловных рефлексах, сложная цепь которых образует поведенческие инстинкты. При всем постоянстве инстинктов, они все-таки подвержены процессу изменения. Этологи, к примеру, утверждают, что «танец» медоносных пчел, указывающий нужное направление полета, есть сравнительно поздняя форма поведения, которая развилась из более примитивных способов передачи информации, ранее присущих пчелам.  Подобные изменения, несомненно, связаны с механизмами естественного отбора, который играет большую роль в оптимизации врожденных форм коллективного поведения, способствующих более эффективному взаимодействию особей внутри коллектива, повышению степени их сплоченности и пр. Однако на осуществление таких трансформаций уходят, как правило, сотни тысяч лет, что затрудняет их научное изучение.
20 В случае с индивидуальной поведенческой адаптацией отдельно взятое животное выживает в среде, меняя в ней характер своих действий, осуществляя то, чего оно не делало раньше. В большинстве случаев такие изменения касаются пищевого поведения, смены того, что принято называть кормовой базой. Постаревший или раненый тигр, уже не способный догнать быструю жертву, становится угрозой для человека, белый медведь, попавший в зоопарк, начинает клянчить еду у посетителей и т.д. 
21 Такая индивидуальная поведенческая адаптация подпадает под законы естественного отбора, в ходе которого лучшие шансы в борьбе за выживание обретают уже не самые «телесно одаренные» особи, а те, кто обладают жизненно важными поведенческими навыками, отсутствующими у других членов популяции (большей сообразительностью, решительностью и пр.). Мы можем рассматривать такую адаптацию в контексте естественного отбора с оговоркой, что в данном случае речь идет, как правило, об индивидуальном отборе, не имеющем решающих последствий для сохранения вида.
22 Дело в том, что индивидуальные различия в поведении возможны лишь для высокоорганизованных животных, обладающих развитой психикой, действия которых основываются на приобретенных условных, а не на унаследованных безусловных рефлексах. Наиболее «умелые» особи получают конкурентные преимущества, но они весьма ограничены в возможностях передавать свои умения сородичам. Увы, в живой природе опыт «умных», как правило, умирает вместе с ними. Это значит, что умения, позволяющие выжить отдельной особи, как правило, не сказываются на жизнеспособности   вида, что связано с отсутствием у животных символических механизмов хранения и передачи информации путем ее опредмечивания в знаковых объектах. Впрочем, в стадах высокоорганизованных приматов возможна «хабитуализация» (опривычивание) индивидуального опыта, передача «изобретенных» навыков от «старожилов» к «новичкам». Однако такая трансляция имеет ограниченный характер — она сказывается на жизнеспособности отдельного стада, но не имеет эволюционного значения для развития вида.
23 Характеризуя индивидуальную поведенческую адаптацию животных, важно учесть ее деление на пассивный и активный виды, различие между которыми не связано со степенью энергозатрат. Животное, которое в условиях засухи пробегает десятки километров в поисках стабильного источника воды, физически активно, однако в этологическом аспекте речь идет о пассивной адаптации, не способной корректировать условия среды с помощью ее ирригационных улучшений.
24 Соответственно, в случае с пассивным приспособлением изменяется только поведение животного, а условия среды остаются неизменными. Формула пассивной адаптации — найти «хорошее» и уйти от «плохого». Превратить «плохое» в «хорошее» подавляющее большинство животных не в состоянии.
25 В случае активной поведенческой адаптации приспособление к среде осуществляется за счет целесообразного изменения самой среды, создания искусственных условий жизни, отсутствующих или недостающих в ней.  Такой тип адаптации присущ некоторым видам животных, способных строить гнезда, создавать муравейники, плотины и прочее. И, конечно же, он присущ общественному человеку, активная адаптация которого, однако, качественно отличается от активного приспособления животных.
26

Об адаптации человека

27 Прежде всего нужно сказать, что адаптивность является неотъемлемой чертой человеческого образа жизни — вопреки мнению ученых, считающих, что деятельность человека, создающего артефактную среду существования, есть альтернатива адаптации, а не ее вид. С этим нельзя согласиться, если учесть, что существуют такие условия среды, к которым люди приспосабливались, приспосабливаются и будут приспосабливаться независимо от степени своего технического могущества. Речь идет прежде всего о законах окружающего и охватывающего нас мира — существенных, повторяющихся, объективных и необходимых связях между явлениями и событиями, которые человек может использовать в своих интересах, но не в силах изменить.
28 Специфика активной адаптации человека состоит в том, что она осуществляется в виде труда, эффективность которого несопоставима с активным приспособлением животных. Этот эффект достигается синтезом двух важнейших поведенческих факторов человека. Первым из них является абстрактно-логическое, вербально-понятийное мышление — особый информационный механизм, позволяющий людям ориентироваться в среде существования и программировать свои поведенческие реакции, осуществляя свободный выбор между ними. Вторым — особый способ целенаправленного изменения среды, основанный на орудийном отношении к ней — способности создавать, хранить и многократно использовать орудия труда, отличные от органов собственного тела.
29 Ориентационная специфика человеческого мышления, как известно, связана со способностью сопоставлять и комбинировать информационные сигналы с целью типизации объектов и процессов окружающего нас мира. Речь идет прежде всего о выявлении бестелесных связей и отношений6, не обладающих предметной определенностью — протяженностью, объемом, цветом, запахом и прочими «первичными» и «вторичными» качествами, которые фиксируются органами чувств.
6. Речь идет о реальных отношениях, которые порождают связь между соотносящимися объектами и определяют характер этой связи. Альтернативой реальных отношений являются номинальные отношения, в основе которых лежат сходства и различия между объектами, несвязанными между собой. Обнаружение и использование подобных отношений не требует наличия мышления — не обладающие им живые существа вполне способны различать номинальные отношения «ближе — дальше», «больше — меньше» и пр.
30 Что касается реактивной функции мышления, она связана со способностью к эвристическому поведению, качественно отличному от так называемого «понимающего» поведения животных, связанного со слепым перебором вариантов7. Речь идет о способности решать задачи в «уме» путем моделирования ситуаций, в ходе которого воздействию на реальный объект предпосылают операции с идеальными моделями этого объекта, осуществляемые в воображаемом пространстве.
7. Термин «понимающее поведение» введен в науку Конрадом Лоренцем для обозначения способности животных находить выход из ситуации, которая «в ее специальной наличной форме никогда не встречалась ни виду в его эволюционной истории, ни отдельному организму в его индивидуальной жизни» [9, с. 350]. Используя термин «понимание» для обозначения этой способности, основанной на безусловно-рефлекторной реакции гиперкинеза, Лоренц, по моему убеждению, безмерно расширяет значение этого термина.
31 Конечно, говоря об абстрактно-логическом мышлении человека, мы отличаем его от мышления чувственно-конкретного, присущего наиболее развитым представителям живой природы, способным выходить за рамки рефлекторного поведения (что было доказано знаменитыми экспериментами В. Келера). Мышление человека предполагает способность моделировать мир не в чувственных образах, а в логических понятиях, создаваемых посредством человеческого языка. Долгое время способность к абстрактно-логическому мышлению считалась исключительным достоянием человека. Ученые полагали, что только он мыслит абстрактно благодаря наличию второй сигнальной системы, позволяющей символизировать мир, создавая и используя знаковые объекты, представляющие собой опредмеченную информацию.
32 В настоящий момент многие зоопсихологи не считают способность к абстрактному мышлению и связанному с ним символическому поведению монопольным достоянием человека. Следствием так называемой «приматологической революции» в зоопсихологии стало убеждение в том, что высшие животные способны выходить за рамки не только рефлексов, но и чувственно-конкретного мышления и демонстрировать зачатки мышления абстрактного, связанного с процедурами символизации. В экспериментах была доказана способность человекообразных обезьян использовать жесты азбуки глухонемых, понимать слова звучащей речи, обсуждать внеситуативные темы и пр.8 По мнению специалистов «к числу доказанных когнитивных характеристик и способностей обезьян отнесены наличие автобиографического ″Я″, эпизодическая память, самоопределение, самосознание, самопознание, рабочая память, ментальное перемещение во времени, понимание причинно-следственных связей и многое другое» [17, с.16].
8. Как полагают исследователи, «можно с полной уверенностью утверждать, что в некоторых аспектах владения языком шимпанзе приближаются к детям двух или даже трех лет» [8, с. 30].
33 На этом основании некоторые зоопсихологии пришли к убеждению в том, что различия между мышлением животного и мышлением человека имеют скорее количественный, чем качественный характер. Думаю, что с этим утверждением нельзя согласиться. Конечно, руководствуясь теорией эволюции, мы не должны удивляться тому, что между психикой высших животных и психикой человека отсутствует непреодолимая стена. Неудивительно, что некоторые черты человеческого мышления присущи наиболее близким человеку видам, однако эти сходства не следует преувеличивать.
34 В самом деле, не будем забывать о том, что субстратной основой человеческого мышления является головной мозг, обладающий значительно большей эффективностью, чем мозг человекообразных обезьян. И дело не только в анатомической сложности, предполагающей, в частности, наличие субстратных центров речи. Дело в том, что эффективность мозга определяется формирующим воздействием внебиологических факторов, каковыми являются специфичные для человека процессы социализации. В результате интенсивной социокультурной «обработки» мозга в нем возникают тончайшие нейрофизиологические связи, отсутствующие в полноценном с анатомической точки зрения мозге «маугли». Возникает важнейший инструмент человеческого мышления — язык, уникальную роль которого не оспаривают даже самые радикальные сторонники «приматологической революции»9.
9. Так, Франс де Вааль, автор известной книги «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов», в одном из интервью прямо признает, что «язык — это особая, сложная способность, которую люди имеют, и она затрагивает все вокруг нас, включая наши когнитивные структуры. С самого раннего возраста слова начинают влиять на то, как мы думаем». См.: [17, с. 21].
35 В самом деле, наличие у человека второй сигнальной системы позволяет нам создавать такие вербальные символы, которые обозначают объекты нашего мира, их свойства и состояния, отношения, существующие между ними, и процессы, в которые они вовлечены. Процесс абстрагирования, превращающий слова в понятия, позволяет человеку не только фиксировать существенные свойства явлений, но и объяснять их, обнаруживая онтологические законы, которым подчиняется их изменение и взаимодействие. Благодаря этому человек обретает способность к интеллектуальному прогнозу динамики внешней и внутренней среды, предвидя развитие сложнейших многофакторных явлений. Способность символизировать мир помогает нам осмысливать явления, которые в принципе недоступны сенсорному восприятию, а также социализировать накопленный опыт, превращая знания и умения наиболее умных представителей нашего вида в коллективное достояние.
36 С учетом сказанного странно звучат утверждения некоторых натуралистов, считающих, что накопленные приматологией факты «существенно подрывают традиционные представления о качественной уникальности человека и делают поиски пресловутой грани между ним и человекообразными обезьянами малоперспективными» [3, с. 93].
37 В основе такого рода суждений, помимо прочего, лежит непонимание методологических правил научной таксономии. Дело в том, что различение таксономических классов (в нашем случае —людей и животных) далеко не всегда основывается на фиксации признаков, присутствующих в одном классе и отсутствующих в другом. Важнейшим основанием таксономии является разный удельный вес признаков, присутствующих в обоих классах10.
10. Именно это обстоятельство позволяет обществоведам, к примеру, различать в структуре общества сферу производства вещей и сферу производства информации, несмотря на то что элементный состав этих сфер одинаков. Говоря простым языком, и в той, и в другой сферах люди работают и «руками», и «головой», однако, удельный вес операций, одни из которых изменяют мир, а другие — представления о мире, неодинаков. То, что является целью сферы хозяйства, становится средством в духовной сфере и наоборот.
38 Это значит, что наличие в животном мире зачатков абстрактного мышления, производства орудий или даже нормативной регуляции поведения не означает, что образ жизни животных совпадает с образом жизни человека или отличается от него в незначительной степени. Дело, повторю, не в наличии схожих свойств, а в их значимости: те, что являются системообразующими для человеческого образа жизни, не являются таковыми для способа существования животных. Невозможно спорить с тем, что роль мышления в жизни нашего вида несопоставима с ролью мыслительных операций в жизни животных, которые проявляются в условиях «развивающего эксперимента», выжимающего из мозга животных потенциальные возможности, не используемые, как правило, в естественных условиях жизни. Абстрактное мышление не является для животных абсолютно необходимым условием выживания, определяющим их modus vivendi, как это имеет место в случае с человеком. Именно этот факт позволяет нам считать границу между людьми и животными качественной, а не количественной.
39 Очевидным доказательством качественного различия между информационными механизмами поведения человека и животного является свобода воли, присущая людям и отсутствующая у представителей животного царства. Способность к вариативному поведению, которое возникает у высших животных, испытывающих одновременно несколько влечений, далеко не тождественна осознанному выбору поведенческих вариантов, присущему людям. Животное всегда следует сильнейшему из этих влечений — в отличие от человека, который, благодаря силе своего мышления, обретает уникальную способность ценностной мотивации поведения. Речь идет о возможности выбора конечных целей жизни на основе рационального расчета и мотивов долженствования, которые отсутствуют у самых «продвинутых» животных [см.12].
40 Все, сказанное выше о специфике человеческого мышления, в полной мере касается и орудийного отношения к среде. Хорошо известно, что способность к орудийным операциям присуща не только человеку. Некоторые животные способны использовать предметы, опосредующие их связь с внешним миром (как это делает обезьяна, достающая с помощью палки далеко лежащий банан). Некоторые животные способны не только использовать «готовые» предметы, но и «создавать» их (к примеру, грызть палку, придавая ей форму «ложки», необходимой для того, чтобы достать еду из узкой консервной банки).
41 Вместе с тем орудийные операции животных качественно отличны от орудийности человека. Ранее антропологи считали эти различия абсолютными, полагая, что животные не способны хранить созданные орудия труда и использовать их многократно (что связывали с особенностями психики, не способной к полноценной типизации поведенческих ситуаций). Кроме того, считалось, что современные животные (в отличие от ископаемых Habilis) не способны «производить средства производства», то есть создавать специализированные орудия, необходимые для создания других орудий.
42 Уже упоминавшаяся «приматологическая революция» поставила под сомнение идею абсолютного различия между орудийными умениями людей и высших животных. Однако, как и в случае с мышлением, это не дает повода для необоснованных отождествлений. Важно понимать, что при всей сложности орудийных операций, осуществляемых животными, эти операции не становятся для них устойчивой и необходимой чертой образа жизни, имеющей эволюционное значение для развития вида11.
11. Об этом хорошо писал Л.С. Выготский: «Слон ломает ветви и обмахивается ими от мух. Это интересно и поучительно. Но в истории развития вида ″слон″ употребление веток в борьбе с мухами, наверное, не играло никакой существенной роли: слоны не потому стали слонами, что их более или менее слоноподобные предки обмахивались ветками» [4, с.21].
43 Именно это обстоятельство отличает орудийность человека, значимость которой для становления и существования нашего вида беспрецедентна. Она настолько велика, что многие ученые считают, что орудийное отношение к среде представляет собой не только необходимый, но и достаточный признак принадлежности к виду Homo Sapiens, с чем автор категорически не согласен12.
12. Автор разделяет точку зрения, согласно которой достаточным признаком человека является абстрактно-логическое мышление. Несмотря на то, что его генезис связан с орудийными операциями, последние становятся собственно человеческими лишь с появлением трансформирующего их мышления. Это доказывает образ жизни Homo Habilis (у которых отсутствовали даже зачатки абстрактного мышления и которых многие антропологи именуют Australopithecus Habilis, отказывая им в принадлежности к человеческому роду). Орудийность Habilis, основанная на комбинации рефлексов, отсутствующих у современных животных, сама по себе не делает «орудодеятельное» животное человеком, вполне сочетаясь с биологическим способом существования.
44 Синтез абстрактного мышления и орудийности придает человеческому труду беспрецедентную эффективность, которая выводит деятельность людей за рамки биологических законов, в частности, радикально ограничивает действие естественного отбора в сформировавшихся человеческих сообществах13.
13. К разряду сформировавшихся людей антропологи относят кроманьонцев, отличая их от формирующихся архантропов и палеоантропов, а также животных предков человека, представленных разновидностями семейства австралопитеков.
45

О естественном отборе в человеческих сообществах

46 Какие же изменения привносит в образ жизни людей присущий им тип трудовой адаптации и совместимы ли эти изменения с законами естественного отбора в его индивидуальной и коллективной, соматической и этологической формах? Есть множество обстоятельств, которые склоняют к отрицательному ответу на этот вопрос. Начать нужно с качественно иной роли соматических свойств в жизнедеятельности людей. На протяжении многих тысячелетий человечество не использует соматическую адаптации к среде как средство выживания в ней. Эффективность человеческого труда достаточна для того, чтобы заменить морфологическое приспособление к среде обратным приспособлением среды к потребностям человека. Людям, способным строить отапливаемые дома и шить теплую одежду, нет ни малейшей надобности реагировать на похолодание изменением своего волосяного покрова.
47 Очевидным свидетельством сказанного является разительный контраст между грандиозными различиями в образе жизни людей и постоянством человеческой соматики, испытывающей лишь незначительные трансформации (которые порождаются, как правило, не биологическими, а социальными факторами — как это происходит с процессом акселерации, зависящим от изменений в структуре питания)14.
14. Как справедливо отмечают П. Бергер и Т. Лукман, биологическая конституция обуславливает возможность человека «заниматься разными видами деятельности. Однако тот факт, что он продолжал вести кочевой образ жизни в одном месте и земледельческий — в другом, не может быть объяснен в терминах биологических процессов» [2, с. 24].
48 Сказанное не означает, конечно, что соматические свойства никак не влияют на человеческий образ жизни. Человек — многомерное существо, принадлежащее разным мирам, он обладает организмом, который существует по законам биологии. Оставим в стороне адаптивные реакции нашего тела типа моргания, расширения или сужения зрачков, которые не играют важной роли в жизни людей. Мы сталкиваемся с более существенными воздействиями соматики, связанными в том числе с законами репродукции и наследственности, сохраняющими свою силу в человеческом обществе.
49 В самом деле, нет сомнений в том, что в силу телесных особенностей разные люди обладают разным уровнем репродуктивной успешности, способностью передавать свои гены большему или меньшему количеству потомков. При этом телесные свойства родителей способны оказывать влияние на жизнь их детей (к примеру, ученые утверждают, что пожилые отцы передают своим детям большее количество мутаций, которые — в случае их вредоносности — делают рожденных детей «чуть менее здоровыми, чем сверстники»).
50 Но следует ли из сказанного, что в человеческом обществе продолжает действовать отбор по соматическим признакам? Это было бы так, если бы носители «дефектных» генов были обречены на вымирание, как это происходит в живой природе в случае с «летальной» формой естественного отбора, или утрачивали всякую возможность участия в процессе репродукции (проигрывая в естественном отборе «турнирного» типа).
51 В сообществе людей мы имеем иную ситуацию, в которой «дефектные гены» в большинстве случаев влияют лишь на качество жизни, не ставя под угрозу ее факт. «Чуть менее здоровые люди» способны длить свою жизнь и давать начало новой жизни, вступая в брачные отношения, которые регулируются не биологическими факторами, а социокультурными нормами (включая сюда институт моногамного брака)15. Более того, «чуть менее здоровые люди» могут использовать преимущества человеческого образа жизни, чтобы вести все более успешную борьбу с «диктатурой собственного тела» (как это делал Стивен Хокинг, страдавший от тяжелейшей болезни моторных нейронов, которая не помешала ему стать великим ученым, или Оскар Писториус, добившийся членства в олимпийской команде ЮАР по бегу несмотря на отсутствие обеих ног)16.
15. В этом плане половой отбор в человеческой истории нередко имеет не только неестественный, но и противоестественный характер, учитывая, что во многих обществах конкурентным преимуществом в борьбе за брачного партнера оказываются не молодость, сила и красота, а обладание значимыми жизненными благами (такими, как богатство, влияние, престиж).

16. Необходимым условием жизненного успеха соматические свойства являются лишь в самых узких нишах человеческой жизни, таких, как профессиональный спорт или модельный бизнес.
52 Конечно, существуют телесные дисфункции, которые делают жизнь человека невозможной. При очень большом желании эту ситуацию можно рассматривать как отбор по соматическим свойствам, если забыть о том, что этот процесс качественно отличен от процедур соматической селекции, описанных Дарвином. Не будем забывать, что летальный отбор в живой природе предполагает смертность, которая идет на благо популяции, делая ее более «здоровой», имеющей большие шансы на выживание. В социальной реальности мы имеем обратную ситуацию —эффективность общества определяется не гибелью «слабых», а способностью предотвратить эту гибель, сохранив любую и каждую человеческую жизнь (что стало наглядным в условиях мировой пандемии). Иными словами, смерть «слабых» в сообществе людей есть «отбор без отбора», утрачивающий тот изначальный смысл, который Дарвин приписывал соматической селекции17.
17. Конечно, в человеческой истории были недоброй памяти персонажи, которые полагали, что, уничтожая телесно и душевно больных людей, они приносят пользу своему обществу и своей расе. Реальные последствия их действий, как известно, весьма отличались от их намерений, приведя режимы с людоедской психологией к бесславной гибели.
53 Это объясняется тем очевидным фактом, что процесс антропогенеза — становления человека как существа с колоссальными ментальными и орудийными возможностями —органически связан с процессом социогенеза, который предполагает становление особых форм институционального взаимодействия, создающего общество — «не естественную» среду обитания, обладающую законами, которые не редуцируются к законам природы и влияют на жизнь людей в неизмеримо большей степени, чем биологические факторы18.
18. Некоторые ученые считают возможным рассматривать общество в качестве коллективного интегративного субъекта, у которого нет «органического тела», подвластного законам биологии. Не разделяя такой подход, я исхожу из посылок умеренного «методологического индивидуализма» [14], считающего что общество представляет собой институциональную, а не субъектную реальность, что не мешает ему существовать по социальным, а не природным законам.
54 Коллективное существование людей, основанное на производстве и воспроизводстве необходимых условий их жизни, институциональном разделении труда и распределении его условий и продуктов, качественно отлично от коллективности животных19. Оно характеризуется ценностно-нормативной регуляцией, изначальной целью которой было создание и поддержание беспрецедентно высокого уровня солидарности (уже в сообществе неандертальцев, как полагают антропологи, были созданы условия, при которых выживали не только больные, но и инвалиды, что невозможно в сообществах животных).
19. Процессы коллективной жизни животных нередко именуют «социальными», что ведет к немалой путанице, учитывая, что названный термин используется обществоведами для обозначения субстанциальной специфики общественной жизни в ее отличии от процессов неживой и живой природы.
55 Конечно, уровень социальной солидарности снижался с ходом человеческой истории по мере возникновения социального неравенства и эксплуатации. В человеческом обществе возник и набрал силу внутрипопуляционный и межпопуляционный «отбор», при котором «выигрывают» социально приспособленные индивиды и оптимально организованные общества. Ясно, однако, что приспособленность человека в обществе, а общества в истории, качественно отличаются от приспособленности животных, в результате чего социальный «отбор» осуществляется по критериям, отсутствующим в живой природе, и потому не может считаться «естественным».
56 Это очевидно в случае с человеческими обществами, успех или неуспех которых определяется развитостью общественного производства, ролью науки и культуры в целом, эффективностью социального управления и т.д. Рассматривать эту историческую конкуренцию в дискурсе теории естественного отбора можно лишь при произвольном толковании термина «естественный», в котором оно утрачивает значение субстанциальной альтернативы «общественного».
57 То же касается индивидуальной внутрипопуляционной конкуренции людей. Факторы социальной организации — такие как социальная роль, социальный статус, культурный бэкграунд —влияют на образ жизни человека в неизмеримо большей степени, чем свойства, фундированные биологией.
58 Конечно, с формальной точки зрения мы можем утверждать, что выживание и жизненный успех людей подпадают под критерии этологической адаптации, зависят от их поведенческих свойств. Не будем, однако, забывать, что этология человека качественно отличается от этологии животного. Поведенческая приспособленность человека включает в себя такие «умения», которые возникают только в обществе и благодаря обществу.
59 Конечно, эти умения имеют биологический фундамент и способность к их овладению может передаваться по наследству. Но это не значит, что человек, получивший от родителей ментальную или физическую одаренность, непременно станет великим мыслителем или спортсменом. Генетические задатки человека дают ему лишь шанс на жизненный успех, реализация которого зависит от социокультурных обстоятельств, не имеющих отношения к законам биологии.
60 Добавлю к сказанному, что жизненная судьба человека, к сожалению, далеко не всегда зависит от его поведенческих свойств, поскольку далеко не каждое общество дает простор для самореализации человека. Очевидно, что давняя мечта об общественной жизни, основанной на меритократии, до сих пор остается мечтой, поскольку факторы социального происхождения и положения по-прежнему во многом довлеют над индивидуальными способностями людей и их жизненной судьбой.
61 Означает ли все сказанное, что естественный отбор в его дарвиновском понимании вовсе не действует в сформировавшихся человеческих сообществах? Увы, некоторые особенности человеческой истории мешают дать однозначно утвердительный ответ на этот вопрос. Дело в том, что все сказанное о специфике человеческой адаптации, ее неподвластности законам естественного отбора касается лишь относительно развитых обществ. Приходится признать, что на заре развития человечества, когда уже появились сформировавшиеся, а не формирующиеся люди, когда уже существовало общество, отличное от стада предлюдей, в нем происходил естественный отбор по значимым для жизни соматическим свойствам. 
62 К этому выводу приводит процесс образования человеческих рас, который, по утверждениям антропологов, начался в период верхнего палеолита (примерно 40 тыс. лет тому назад) и закончился всего 10 тыс. лет тому назад. Речь идет о формировании соматических различий между ставшими людьми, имеющих явно адаптивный характер, возникших как результат телесного приспособления к условиям среды (имеются в виду такие расовые признаки, как цвет кожи, разрез глаз и др.). Конечно, с ходом истории соматические свойства, присущие расам, утрачивают самостоятельное значение для индивидуального и коллективного выживания. Биогенная детерминация уступает место социогенной прескрипции, когда белый плантатор и чернокожий раб имеют разные жизненные шансы, что объясняется исключительно социальными причинами.
63 Таким образом, можно утверждать, что механизмы естественного отбора перестают действовать лишь в таких обществах, которые прошли через Великую неолитическую революцию, в ходе которой люди изменили способ адаптации к природной среде, перейдя от хозяйства присваивающего типа к хозяйству производящего типа. В предшествующий период истории естественный отбор сохранялся, хотя и не оказывал определяющего воздействия на историческую эволюцию.

Библиография

1. Берг Л.С. Номогенез или эволюция на основе закономерностей. Петроград: Гос. изд-во, 1922.

2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / пер. с англ. М.: Медиум, 1995.

3. Бутовская М.Л. Эволюция человека и его социальной структуры // Природа. 1998. № 9.

4. Выготский Л.С. Предисловие к русскому изданию книги В. Келера «Исследование интеллекта человекоподобных обезьян» // Основные направления психологии в классических трудах. Гештальт-психология. М.: АСТ-ЛТД, 1998.

5. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Часть 1. Логика. / пер. с нем. М.-Л.: Гос. изд-во политической лит., 1929.

6. Дарвин Ч. Происхождение видов путем естественного отбора // Дарвин Ч. Соч.: в 9 т. Т.3. М.: Изд-во АН СССР, 1939. С. 32.

7. де Вааль Франс. Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов. М.: ИД Высшая школа экономики, 2021.

8. Зорина З.А. Смирнова А.А. О чем рассказали «говорящие» обезьяны: способны ли высшие животные оперировать символами? М.: Языки славянских культур, 2006.

9. Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика. 1998.

10. Любищев А.А. Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. М.: Наука, 1982.

11. Момджян К.Х. Социальная философия. Деятельностный подход к анализу человека, общества и истории. М.: Изд-во МГУ, 2013.

12. Момджян К.Х. Социально-философский анализ феномена свободной воли // Вопросы философии. 2017. № 9. С. 68–81.

13. Момджян К.Х. Субстанциальный подход в теоретическом обществознании, его необходимость и принципы // Вопросы философии. 2021. №

14. Поппер К. Нищета историцизма / пер. с англ. С.А. Кудриной М.: Прогресс, 1993.

15. Спиноза Б. Этика / пер. с лат. М.: АСТ., 2001.

16. Шмальгаузен И.И. Факторы эволюции. Теория стабилизирующего отбора. М.: Наука, 1968.

17. Шалютин Б.С. О вызовах приматологической революции, эмфатическом познании и природе когнитивного отрыва человека от обезьяны // Философский журнал. 2019. Т.12, № 4.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести