Везде
Нематериальная консолидация — формы, факторы, ключевые подходы
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Нематериальная консолидация — формы, факторы, ключевые подходы
Аннотация
Код статьи
S023620070015644-5-1
DOI
10.31857/S023620070015644-5
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Антоновский Александр Юрьевич 
ORCID: 0000-0003-4209-8213
Аффилиация: Институт философии РАН
Адрес: Российская Федерация, 109240 Москва, ул. Гончарная, д. 12, стр. 1
Бараш Раиса Эдуардовна
Аффилиация: Институт социологии ФНИСЦ РАН
Адрес: Российская Федерация, 117218 Россия, Москва, ул. Кржижановского 24/35, корп. 5
Номер
Том 32 Выпуск №3
Страницы
46-72
Аннотация

Человек — существо социальное. Но то, что стоит за этим описанием, в разных теоретических традициях предстает по-разному. Так, в структурно-функционалистских подходах социальность понималась как проблема социального порядка, зачастую рассматривалась в отрыве от самого человека и получала соответствующие коннотации (солидарности, интеграции, коммуникации и т.д.). В то же время «понимающая» социология, фокусирующаяся на обобщенных смыслах действий или установках индивидов, в свою очередь, проблематизировала условия возможности консенсуса и порядка, отталкиваясь от ситуации самого индивида. «Понимающие» подходы, по мнению авторов, делают возможным более широкий взгляд на проблему социального порядка, который в этом смысле не редуцируется исключительно к системным (материальным, экономическим, административным) факторам, мотивациям или ориентирам, но предполагают иные основания рационального, общественно-консенсусного поведения. Цель статьи — операционализация социальной природы человека через более широкое понятие консолидации и деконсолидации (связывающее системный макро-уровень и индивидуальный микро-уровень социального анализа), а также реконструкция суммы консолидационно-значимых факторов. Так, авторы обращаются к теории рационального выбора Дж. Коулмана и Х. Эссера и соответствующему пониманию человеческой рациональности, нацеленной на максимизацию в том числе «нематериальной прибыли». При этом источники и условия нематериальной консолидации авторы связывают с аккумуляцией самых разных форм «социального капитала», обеспечивающего доверие людей к его держателям. Концепция коммуникативной рациональности Ю. Хабермаса даёт авторам основания считать нематериальным условием социальной консолидации «публичную сферу» как пространство структурных сцеплений «жизненно-мировых» ожиданий акторов и политической системы, в своей повестке зачастую игнорирующей «недорефлексированные темы» и «недопредставленные сообщества». Ориентируясь на теорию Э. Гидденса, авторы рассматривают в качестве методологического инструмента анализа нематериальной консолидации его концепт «двойной герменевтики». Последняя обеспечивает обмен морально-нормативными истолкованиями политических событий и решений между интеллектуалами, учеными, политиками и обычными гражданами, в свою очередь способными к «рефлексивному мониторингу» действий и решений «вышестоящих инстанций».  В качестве другого условия социальной консолидации рассматриваются так называемые «экспертные системы знания», обеспечивающие социальный консенсус и стандартизирующие коммуникацию. Идеи П. Бурдье о «социальном пространстве» дают основания считать фактором (де-)консолидации общества рассогласования между контрадикторными типовыми габитусами (стилями жизни, типами потребления, социальными ожиданиями) в гетерогенном социальном пространстве. В итоге кристаллизуется комплексное и синтетическое понятие социальной консолидации, конкретизирующее абстрактное понятие социальной природы человека.

Ключевые слова
социальная консолидация, нематериальные факторы, социальная теория, коммуникация
Классификатор
Получено
29.06.2021
Дата публикации
29.06.2021
Всего подписок
18
Всего просмотров
1797
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Преимущества сервисов
920 руб. / 16.0 SU
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2021 год
Преимущества сервисов
4224 руб. / 84.0 SU
1

Понятие консолидации — обоснование и семантические трудности.
2 Природа и механизмы социальной консолидации образуют ключевую проблему социально-философской рефлексии и при этом по-разному понимаются ведущими теоретиками. Если до середины XX века социальная консолидация рассматривалась преимущественно через «рациональную призму» [14] как обусловленная оценкой людьми материальной составляющей своего жизненного порядка, то современные концепты социальной теории — прежде всего, теория рационального выбора Дж. Коулмана и Х. Эссера, идеи коммуникативной рациональности Ю. Хабермаса, «двойной герменевтики» Э. Гидденса и «социального пространства» П. Бурдье — исследуют главным образом нематериальные условия общественной консолидации.
3 В рамках теоретических парадигм, исходящих из приоритета «нематериальных» факторов социальной консолидации, общество интерпретируется как многомерный и многоуровневый объект, на различных уровнях которого возможны и реализуются процессы консолидации и деконсолидации. Так, на верхнем уровне анализа общество предстает в виде множества социальных макросистем (хозяйства, политики, права, образования и т.д.). На среднем уровне эти макросистемы фрагментированы на «составляющие» их организации. На нижнем аналитическом уровне в фокусе исследовательского внимания оказываются непосредственные контакты людей, интеракции face-to-face, как спонтанные, так и подчиняющиеся социально-ролевым ожиданиям. Такое вертикальное деление, конечно, не исключает и традиционных, скорее горизонтальных классификаций на социальные классы, движения, устойчивые сообщества, случайно или неслучайно интегрированные группы.
4 Однако, прежде чем замерять плотности социальных связей в рамках того или иного заданного выше уровня «социального пространства», прежде чем фиксировать ту или иную степень социального консенсуса, как это делают практикующие социологи, было бы целесообразно уточнить соответствующие понятия (социальной сплоченности, солидарности, консенсуса, интеграции, консолидации), в которых принято описывать социальные связи, и которые зачастую используются нерефлексивно, интуитивно как естественно-понятные и не требующие аналитического прояснения. Такого рода понятия солидарности, интеграции, коммуникативного консенсуса и т.д., утвердившиеся рамках функционалистской традиции (линия Э. Дюркгейма, Т. Парсонса, Н. Лумана) имеют своим референтом те или иные формы социальности, характеризуют общество или стадии его развития, формы социальной дифференциации.1 Все перечисленные понятия, безусловно, оказываются теоретическими коннотациями категории социальности, и каждое реферирует особое отношение человека и общества. Мы, впрочем, оставляем «за скобками» классическую функционалистскую традицию, идущую от дюргеймового концепта «солидарности», зиммелевской идеи «социальных форм» и «социальных кругов», и будем использовать более нейтральное и человеко-размерное понятие консолидации, тяготеющее к понимающей социологии в стиле М. Вебера, А. Щюца и Дж. Коулмана и учитывающие установки и ожидания самих индивидов. При этом мы ограничиваемся аспектом нематериальных факторов консолидации, которые будем анализировать в контексте так называемых гранд-теорий, что позволит рассмотреть проблему и понятие нематериальной консолидации не саму по себе или ad hoc, а в некоторой когерентной связи с другими понятиями и утверждениями социальной теории, и в этом смысле – как эмпирически обоснованную и претендующую на верификацию в широком контексте социальной теории в ее актуальных версиях.
1. Так, Э. Дюркгейм с помощью разработанного им понятия исторически типизирует именно общества, эволюционирующие от механической к органическому типу солидарности. Т. Парсонс использует понятие интеграции как одну из четырех функций социального действия, интегрирующее не людей, а социальные роли в рамках социальной системы, в то время как человек в его теории утрачивает единство, будучи раздробленным на адаптивную, когнитивную и социально-ролевые функции (на способности совершать манипуляции, ставить цели и социализироваться). В свою очередь, коммуникация ключевое понятие теории Н. Лумана, в свою очередь, описывает не общающихся индивидов и их установки, но образование коммуникативных систем на основе системных кодов, где индивиды-участники — как внешний мир коммуникации — как бы извне «исчисляют» принадлежность тех или иных коммуникаций к соответствующим системам.
5 Выбор методологических рамок концептуализации всегда остаётся за исследователем, но «объяснительная сила» нематериальных факторов консолидации, на наш взгляд, более всего подтверждается в рамках теории рационального выбора Дж. Коулмана, теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса, в концепциях структурации Э. Гидденса и социального пространства П. Бурдье.
6 Хотя большинство индивидов выбирают кооперацию, и консолидация общества является для них позитивным ориентиром, понятие консолидации вызывает семантические трудности, поскольку претендует на некую универсальность, и с трудом поддается определению, так как довольно трудно зафиксировать положение дел, которое бы противоречило этой всеобщей консолидации. Ведь даже позиция абсентеизма (воздержания от публичного представления социальной позиции, от участия в общественных мероприятиях и коллективных действиях, включая «голосования), как показал П. Бурдье, в конечном счете неотличима от «позиции участия» в общественной жизни, тo есть является позицией «за общество», а не против [4]. С другой стороны, и конфликтно-ориентированные позиции, и высказывания, например, протесты против того или иного режима, государственного устройства или злоупотреблений тоже не могут быть представлены как анти-общественные установки [2].
7 Поэтому возникает необходимость в понятии, которое бы зафиксировало некоторое нежелательное «антиобщественное» состояние (аномии или социальной патологии в смысле Дюркгейма), без которого желательное состояние «консолидации», состояние «хорошего общества», очевидно, не имело бы смысла. Как отмечал М. Олсон, это искомое негативное понятие могло бы описывать самые разные социальные состояния: аномии, социальной индифферентности, социопатии, абсентеизма, неприятия общественной морали, общество фрирайдеров, не желающих вносить свой вклад в создание и поддержание «коллективных благ», но пользующихся ими [11]. Это может быть состояние поляризации или системного раскола общества вдоль фундаментальных общественно-значимых политических или экономических альтернатив. Или, как полагал Г. Зиммель, деконсолидация общества на некотором макроуровне (в «больших социальных кругах») может быть следствием чрезмерной консолидации «малых социальных кругов», чрезмерной привязанности к локальным сообществам, соседствам, общинам, локальным этническим диаспорам и т.д.
8 Таким антонимом к консолидации, характеризующим некое «нежелательное» положение дел, вполне может оказаться и «нормальное состояние» социальной дифференциации. В этом состоянии глобальные «социальные узы» или связи, охватывающие общество в целом и контролирующие обособившиеся коммуникативные системы (науку и религию, интимность и политику, и т.д.), оказываются избыточными. Но — парадоксальным образом — это обстоятельство как раз и минимизирует конфликты. Акторы и организации заняты своим делом в соответствии со своей ролью в организации или функцией в обособленной системе (хозяйстве, науке, образовании, религии) и дефинитивно не вмешиваются в дела других коммуникативно-обособленных систем. Состояние такого де-мобилизованного — и в этом смысле «нормального» — общества автономизированных коммуникаций, интеракций и организаций может оказаться гораздо более консолидирующим и консолидированным, чем состояние мобилизации, провоцируемое одной из (пусть и ведущих) социальных сил, одновременно провоцирующих раскол общества.
9 Прежде чем зафиксировать нематериальные факторы консолидации, нужно выяснить, что же общество понимает под деконсолидацией. Конечно, индивиду, находящемуся в фокусе социологического наблюдения (с точки зрения дистинкции консолидация/деконсолидация) определенность его собственного состояния в этой наблюдательной перспективе должно представляться на интуитивном уровне (на уровне его «рефлексивного мониторинга действия», словами Э. Гидденса).
10 В рамках парадигмы, предложенной Э. Гидденсом, индивид понимает себя как успешного или неуспешного, востребованного или невостребованного, ощущающего социальный комфорт или дискомфорт, и связывает это не только с личной активностью, но и с общественной ситуацией – здорового или больного, «плохого» или «хорошего общества». Причем для этого ему не требуется знания означенных выше тонких социологических дистинкций. Его «герменевтика первого порядка» (в интерпретации Э. Гидденса), усвоенная из массмедиа и школьной программы, дает ему достаточно понятийных ресурсов, чтобы зафиксировать собственные страхи, связываемые с текущим общественным состоянием, генерирующим те или иные угрозы для него лично и для общества в целом. Эти способности ориентироваться в своей и общественной ситуации в целом позволяют реконструировать и описать социальный алармизм, связанный с такого рода субъективными угрозами гипотетической деконсолидации. Уже на этом уровне можно выявить первичные типовые жизненно-мировые представления о деконсолидации в рамках вышеозначенных коннотаций этого концепта. Не последнее значение имеет и то, насколько эти субъективные интуиции (конечно, с точки зрения наблюдателя-социолога) действительно отражают реальные угрозы.
11 В этом контексте существенно то, связывают ли индивиды глобальные деконсолидирующие события (скажем, распад государства и утрату страновой идентичности как личного культурного ущерба) с ухудшением их собственного социально-экономического положения как действительной опасности, угрожающей их здоровью или самому их существованию; или же они выводят личную ситуацию за скобки личных экономических или «экзистенциальных» страхов. И именно в последнем случае оправданно говорить о нематериальных факторах (де-)консолидации.
12 Проблема степени корреляции социального алармизма с реальной опасностью, которую может наблюдать как реальность и соглашаться с ней также и метанаблюдатель (социолог, ученый, интеллектуал), является серьезной проблемой и давно фиксируется социологами. Так, многие исследователи проблематизировали задачу изучения степени общественных опасений, переживаемых и вербализируемых как реальные, но носящих виртуальный характер. Как писал Э. Гидденс, в секулярной среде низкая вероятность высоких рисков ощущается как фортуна. Чем больше опасность, тем более контрфактичной она является: «апокалипсис маячит впереди, но не происходит, апокалипсис сегодня это долгоиграющий сериал» [3, c. 272‒274].
13

Классические подходы к проблеме нематериально-обусловленной социальной консолидации
14 Одной из наиболее адекватных теорий, используемых для анализа процесса социальной консолидации под влиянием нематериальных факторов, кажется «теория рационального выбора» Дж. Коулмана-Х. Эссера [13]. Эта теория предполагает, что рационально-мыслящие индивиды способны исчислять полезность («прибыль») собственного действия или решения (включая деятельностную поддержку или оппозицию власти), соотнося эту «прибыль» с ущербом или издержками, которые при этом возникают [5]. В этом смысле консолидированные действия индивидов могут исчисляться в качестве материальной или нематериальной «прибыли» (так называемые «жесткие» или «мягкие стимулы»), которой индивиды могут рационально обмениваться, извлекая в ходе такой координации и кооперации некую «добавочную стоимость» без ущерба для своих контрагентов (принцип Pareto-Superior).
15 В этом случае, в терминологии Х. Эссера [8], участвующий в коллективном (консолидированном) действии индивид — это RREEMM (Resourceful, Restricted, Evaluating, Expecting, Maximizing Man), то есть «Креативный, но Ограниченный в знании, Оценивающий альтернативы в соответствии со своими предпочтениями, определенный социальными Ожиданиями и Максимизирующий прибыль Человек», который деятельностно поддерживает или отклоняет сложившиеся практики, институты, инициативы и решения власти, программы и идеологии. И в этом смысле он укрепляет либо ослабляет консолидированное состояние общества, ориентируясь на материальные и нематериальные мотивы. Материальные факторы (жесткие стимулы) включают в себя (узко)утилитарные приобретения или избегание издержек, (прежде всего, максимизации собственности, денег, комфорта). Нематериальное «приобретение» есть все то, что связано со слабыми (или в другой терминологии, «мягкими») стимулами [12, p. 13] и включает в себя некие морально-значимые действия, действия альтруистического характера, а также активности, направленные на облегчение страданий или общего положения тех или иных сообществ (женщин, афроамериканцев, ЛГБТ и т.д.).
16 В такого рода «мягком смысле» максимизация прибыли подразумевает обретение удовлетворенности от совершенных действий «ради другого», то есть ради сообществ, пораженных в правах, недопредставленных в представительных органах, не акцептируемых обществом в их самопонимаемой идентичности. Эти действия «ради другого» давали бы «слабые», но тем не менее ощутимые формы гратификации (общее социальное одобрение, позитивная оценка со стороны референтной группы, моральное самоудовлетворения от совершенного акта), а значит, в свою очередь должны учитываться наравне с «жестко-стимулируемыми» действиями «ради финансовой прибыли», «избежания административных и уголовных наказаний» и т.д.
17

Логика массовизации нематериальных факторов консолидации общества
18 Подход Дж. Коулмана и Х. Эссера основан на специфическом решении проблемы перепада микро-и макроуровней в причинном объяснении активности индивидов. В частности, его авторы ставят два вопроса:
19 1) как нематериальные мотивации (которые определяют действия и решения индивидов на микроуровне) вызываются к жизни, интериоризируясь в сознании индивидов как ценности? Ведь они очевидно детерминированы системно, то есть теми или иными социальными системами, институтами, глобальными идеологиями, культурой, религией, локализованными на макроуровне и понимаемыми как независимые от индивидуальных действий причинные факторы.
20 2) требует объяснения и процесс «омассовления» индивидуальных действий (на микроуровне), их превращение в коллективные действия и решения, что в свою очередь, выказывает обратные воздействия на макроуровень.
21 Объяснить эти связи между двумя возможностями была призвана модель «лодки Коулмана», которая связывает макро-ситуацию (системы, идеологии, ценностные доктрины), которые затем через оценку ситуации действователем запускают логику отбора его индивидуальных действий. «Отобранные» им действия в свою очередь подчиняются некоторой логике их массовизации, и как следствие, обратно воздействуют на макроструктуры, создавая эффекты консолидации и деконсолидации. Изображение ниже показывает, каким образом модель «лодки Коулмана» применяется им как иллюстрация причинного воздействия учения протестантизма на генезис капитализма в знаменитом труде М. Вебера [7].
22

23 Каждая стрелка на схеме указывает на тот или иной причинный тип связи (или отдельные логики) факторов на макро и микроуровнях. Логика ситуации связывает размышления и переживания индивида с макроусловиями, которые он вынужден учитывать (1) и затем реализовывать, выбирая (2) из тех или иных возможных собственных действий. Логика массовизации нематериальных факторов (3) состоит в том, что исчисленные индивидами действия (на основе критерия полезности/издержек) словно «накапливаются» (по аналогии с действиями экономического характера в концепте Вебера), становятся социально-ожидаемыми и, наконец, выказывают макроэффекты.
24 Классическая схема «лодки Коулмана», призванная визуализировать макрозависимости путем обращения к микроуровню действий и переживаний индивидов, может быть представлена в виде следующей модели:
25

26 В интерпретации Дж. Коулмана, первый макро-фактор фиксирует: 1) активности политической системы, принимающей особые («судьбоносные») решения ради своего сохранения и воспроизводства (о том, как толковать «два срока подряд», «о рокировке тандема», об отмене региональных выборов, о наказаниях за неуважение к власти и т.д.); 2) институциональные правила (например, правила коммуникации в публичной сфере, разного рода права и свободы, но также и правила проведения общественных мероприятий, запреты и разрешения протестных акций, цензура СМИ, правовой режим НКО и т.д.); 3) традиционные структуры интеракции (то есть типичные формы коммуникация в рамках традиционных сообществ (церкви, профессиональных и иных сообществах), участие в которых делает возможным организационно-оформленные прерогативы для их членов, но также и те удовлетворение и гратификацию, которые индивид обнаруживает в интерактивном общении с членами этих сообществ). Парадигма Дж. Коулмана предполагала, что вся эта совокупность макро-факторов каузально определяет психическую реакцию (переживание) и индивидуальное восприятие «мягких стимулов» (в этом и проявлялась редукция макро-системных реалий к мотивационной системе психики индивида). Затем такого рода «психические состояния» каузально определяют индивидуальные «политически-ориентированные» действия, которые в свою очередь, принимая массовый характер, приводят к кристаллизации «новых социальных движений» и соответствующему коллективному протестному действию на макроуровне.
27 Такие макро-феномены могут проявляться как в единичных феноменах (падение рейтингов первых лиц и самих «государственных институтов» как коллективных акторов), так в институциональных сдвигах (появление новых социальных систем, например, «новых социальных движений», политического активизма, волонтерства), утверждения неолиберальных установок, где омассовленные действия ответственных индивидов «перенимают» функции организаций и органов, неспособных решить общественные проблемы. Монополия институтов государственной власти на политические решения и инклюзию на макроуровне приводит к сужению возможностей самореализации для индивидов на микроуровне, формированию установки на самоореализации в узких (разрешенных) сферах общественной жизни, омассовлению соответствующих действий (волонтерства, активизма), и как следствие, генерирует новые макро-эффекты (новые социальные движения как новая коммуникативная система). В конечном счете ответственность за поддержку недопредствленных или «пораженных в правах и возможностях самореализации» сообществ, как и функции рефлексии экологических проблем и техногенных опасностей переносятся с институтов (формальных организаций, госорганов и органов власти) на индивидов, интегрированных в неформальные сообщества или движения. Новые мотивации и социальные ожидания меняются под воздействием массовидной утраты доверия к институтам и приводят к поддержке институтов (в конечном счете, коммуникативных систем) нового типа (движениям).
28

Социальный капитал и доверие как нематериальные факторы консолидации общества
29 Понятие «социального капитала», вводимое Дж. Коулманом, включает в себя комплекс многообразных факторов: социальные связи, доверие, нормы и ценности, информацию, а также, особый замкнутый (а сегодня это, прежде всего, социально-сетевой) характер коммуникаций. Именно перечисленные явления можно понимать как нематериальные условия консолидации общества. Замер их значений позволяет предположить степень социальной консолидации на разных уровнях общественных иерархий.
30 Использование для анализа социальной консолидированности понятия «социального капитала» «облегчает» понимание сути коллективных действий, которые без перечисленного выше набора условий потребовали бы затратной процедуры удостоверения надежности соучаствующих в общем деле контрагентов. Так, невозможно построить дом без того, чтобы будущие жильцы, заранее заплатившие застройщику, доверяли бы ему, ведь ему удалось заработать не только не только «материальный», но и «социальный капитал», то есть доверие будущих клиентов. Коллективное действие невозможно без ресурса социального доверия, обеспечивающего достижение коллективных целей [6, p. 102].
31 В интерпретации Дж. Коулмана, социальный капитал не является юридически обязывающим и — как хрупкая и рискованная социальная связь – консолидирует нижние и верхние уровни социальных иерархий, где последние рассчитывают на соответствующую поддержку нижних. Возникает вопрос: можем ли мы замерить социальный капитал правящей власти, оппозиции, основных государственных и общественных институтов? Понятие социального капитала как раз и характеризует «медиум доверия», который консолидирует сообщество, связывает держателей социального капитала (суммы векселей, полученных за поставленную услугу). В терминологии теории рационального выбора Дж. Коулмана социальный капитал включает в себя, в том числе, и некоторое число нематериальных услуг, в каком-то смысле компенсирующих дефицит материальных достижений власти (PCI, комфортная среда жизни, экология, безопасность и т.д., в области которых успех не столь очевиден).
32 Модель Дж. Коулмана предполагает, что в обмен на обеспечение гражданам ряда нематериальных условий жизни (экология, безопасность, свобода выбора, тайна частной жизни и пр.) власть может ожидать ответной «нематериальной» лояльности, в первую очередь, в формате электоральной поддержки. В этой наблюдательной перспективе, безусловно, не учитываются «издержки» потребителя услуг или стоимостей, предоставленных и «выплаченных» властью. Например, в этой калькуляции (по крайней мере, в оптике правящих элит) очевидность «прибыли» никак не соразмеряется с ценой и значением ряда «издержек», которые приходится нести облагодетельствованным лицам. В этот список входят запреты на активное и реальное участие в политической жизни, бегство капитала и интеллекта, нерабочее состояние социальных лифтов, коррупция, клановость и монополизация экономики приближенными «группами».
33 Очевидно, что общественная консолидация воспроизводится лишь при условии сохранения доверия как главное условие ликвидности социального капитала. Утрата доверия (ключевого нематериального фактора консолидации) приводит к инфляции социального капитала. Граждане могут перестать «принимаются к оплате» условные «векселя» (например, ожидания властью электоральной поддержки) как потерявшие валидность, причем независимо от действительной ценности оказанной властью услуги. Ведь в отличие от юридически валидных векселей договор о сотрудничестве между обществом и властью являются виртуальным. Последняя почти лишена возможности прибегать к санкциям в случае объявления его ничтожным. В этом случае дефляция социального капитала будет измеряться постепенным уменьшением в общественном сознании ценности «предоставленных услуг». Будет терять в интенсивности и алармизм, связанный с перспективами все более гипотетической дезинтеграции.
34

Информация — нематериальный фактор общественной консолидации
35 Информация как уникальное знание (но лишь для некоторого данного временного момента), оказывается не менее важным фактором консолидации. Но информация способна нести в себе и конфликтообразующий потенциал, раскалывая общество. Так, сообщения массмедиа рассматриваются как информация (то есть имеют содержание новизны, информируя о том, как обстоят дела «на самом деле»). В то же время они могут трактоваться как сообщения, мобилизующие против некоторой реальной или гипотетической угрозы, а значит, пониматься как выражающие не столько информационно-, сколько консолидационно-значимое содержание. Обладание такого рода уникальными знаниями в двух означенных ипостасях (информационном и консолидационным), в свою очередь, является средством аккумуляции социального капитала.
36 В интерпретации Дж. Коулмана, информационный потенциал, присущий социальным отношениям, является важной формой социального капитала. «Информация важна как основа для действий. Но получение информации стоит дорого. Как минимум, оно требует [общественного] внимания, которого всегда мало» [6, p. 104].
37 Именно на этой информационной функции и специализируется реальная оппозиция (лишенная возможности аккумулировать капитал общественно-полезных решений), как бы накапливая социальный капитал, снабжая разоблачающей информацией публику, которая сама никогда бы данной информацией не овладела. Эту накопительную тактику, очевидно, использует «Фонд борьбы с коррупцией», аккумулируя заслуги (тоже своего рода «векселя»), валидность которых исчисляется в произведенных им затратах на общественно-полезную работу, которые ждут своего часа, чтобы в некоторой ситуации — например, выборах, митингах или сетевой аккламации — быть предъявлены к оплате в форме (соответствующей электоральной, протестной или сетевой) поддержки. Но теперь этот социальный капитал «облегчает коллективное действие» («providing a basis for action») другого рода. Речь идет о нематериальных факторах консолидированного протеста.
38

Коммуникативная замкнутость как нематериальный фактор консолидации

39 Последним по очередности, но не по значению, условием функционирования социального капитала и, по совместительству, нематериальным фактором общественной консолидации, выступает, согласно Дж. Коулману, «социально-сетевая замкнутость» («Closure of Social Networks»). Именно она обеспечивает эффективность той или иной нормативности, сплачивающей сообщество, и выступает условием наложения «внешних эффектов» на девиантов. По словам Дж Коулмана, во многих социальных структурах, представления о социальной норме очень условны [6, p. 108], и ожидания и оценки эффективности той или иной деятельности или идеологии лишь тогда будут обеспечивать их массовую поддержку, если они аккумулируются в сообществе через замкнутые сети. Если сеть разомкнута, «энергия возмущения», призванная санкционированть отклоняющееся поведение, уходит на разогрев окружающего воздуха, а не канализируется и не накапливается в закрытых системах и в этом смысле выражает свойства социальной энтропии.
40 В современном обществе эту проблему социальной энтропии решают социальные интернет-сети, выступающие мощнейшим нематериальным фактором социальной консолидации и деконсолидации. Социальные сети берут на себя функцию накопителя «социального капитала», благодаря которому внутри сетевых групп начинается «разогрев» общественного возмущения, связанного с теми или иными внесетевыми событиями-триггерами (непопулярными решениями власти, разоблачающими нарративами), доминирующей или навязываемой сверху идеологией, цензурой и монополией на информацию, экологической ситуацией, неравенством и высокомерием элит, недорепрезентированностью сообществ и невниманием к их самоопределениям.
41 Общая идея теории рационального выбора состоит в том, что консолидация общества зависит от накопления социального капитала и, как следствие, консолидированных «общественных настроений» (позитивных и негативных социальных ожиданий) в том, что касается оценки обществом идеологий и политических решений. С точки зрения теории социального капитала, эти общественные настроения зависят от суммы нематериальных факторов, и, прежде всего, от:
42
  1. Степени развитости общественных (профессиональных, корпоративных, соседских, культурных) связей;
43
  1. Степени доверия членов общества друг другу;
44
  1. Ценностно-нормативной убежденности. Готовности следовать и защищать социальные нормы;
45
  1. Доступа к фактической (лучше уникальной) информации;
46
  1. Замкнутости коммуникаций в рамках сетевых сообществ и сетевых групп, с «сечением» достаточным для циркуляции консолидационно и деконсалидационно значимой информации.
47

Публичная сфера как нематериальный фактор общественной консолидации
48 Ю. Хабермас в своей работе «Гражданское общество и политическая публичная сфера» привлекает внимание к характеру публичного дискурса как способа консолидировать общество вокруг общественно-значимых тематик и дискуссий. В рамках последних, по мнению Ю. Хабермаса, вполне возможно достичь общественного консенсуса дискурсивными ресурсами самого языка, при условии его высвобожденного из-под влияния — в нашей терминологии — «материальных факторов» (или словами самого Хабермаса, из-под власти инструментальных средств коммуникации, монетарных и административных медиа, колонизирующих жизненный мир человека).
49 Именно в рамках публичного дискурса должен существовать и фактически формулируется некий «инореферентный» запрос или обращение, адресат которого — политическая система общества. Общественно-консолидирующая функция публичной сферы состоит в выставлении двух ключевых требований: презентации «недопредставленные социальные группы» и тематизации «недорефлексированных социальных проблем» общества в целом, ускользающих из системно-определенной наблюдательной оптики обособившихся систем коммуникации (административной, экономической и др.). В этом смысле публичная сфера и гражданское общество (то есть вся совокупность свободных ассоциаций, которые передают жизненно-мировые переживания индивидов из приватного мира в публичную сферу), как раз и высвечивают проблемы деконсолидации общества.
50 По замыслу Ю. Хабермаса, политическая публичная сфера может выполнять свою функцию восприятия и тематизации социальных проблем только постольку, поскольку она развивается из общения, происходящего между теми, кто потенциально затронут актуальными проблемами. Тематизация социальных проблем производится публикой, состоящей из всех граждан. Но позиция публики по ключевым вопросам обусловлена личным опытом каждого гражданина, сформированного как внешними, так и внутренними нарушениями в различных функциональных системах. И даже «ошибками» в работе государственного аппарата, регулирующая деятельность которого плохо скоординирована. Системные недостатки воспринимаются в контексте индивидуальной истории жизни. Проблемы, представляемые как общественно значимые, становятся заметными, когда они отражаются в личном жизненном опыте [10, p. 329‒387].
51 Отсюда проистекает особое значение новой повестки основных социально-значимых тематик, коммуникативно консолидирующих на уровне всего общества. Ее основные пункты включают не столько борьбу за материальные блага и ресурсы, не столько вопросы распределения производимого продукта, сколько борьбу за существо обсуждаемых тематик и проблем, за временную приоритизацию в их поступательном разрешении. При этом классовая борьбы (и вся «редистрибутивная проблема») утрачивает приоритетное значение, тогда как на первый план выходит «борьба за повестку, определяющая политику нового типа, в которой «игроки» (стейк-холдеры) в совместной коммуникации (ориентируясь не на инструментальную, а на коммуникативную рациональность) определяют совместное будущее путем выделения приоритетных пунктов «политической агенды», включающие именно нематериальные коммуникативные тематики.
52 Эти нематериальные тематики не рефлексируются сверху или из центра и в этом смысле не достигают порога восприятия госаппарата, больших формальных организаций, функциональных систем. Они имеют своим источником, в интерпретации Ю. Хабермаса, жизненный мир индивидов, но артикулируются публичными интеллектуалами, гражданскими активистами, радикальными представителями профессиональных сообществ. Последние создают свои «паблики» (сегодня это сетевые сообщества, форумы, гражданские инициативы, движения), на которых обсуждаются «горячие темы», и постепенно проникают в массмедиа.
53 Как пишет Ю. Хабермас, публичные коммуникационные структуры связаны со сферами частной жизни таким образом, что, в отличие от политического центра, они дают гражданско-социальной периферии преимущество большей чувствительности при обнаружении и идентификации новых проблемных ситуаций. Свидетельство тому, по словам Ю. Хабермаса, — важные проблемы последних десятилетий: например, нарастающая гонка ядерных вооружений заставляет общественное мнение учитывать риски, связанные с мирным использованием атомной энергии или другими крупномасштабными технологическими проектами и научными экспериментами, такими как генная инженерия. Проблемы экологии заставляют общественное мнение учитывать экологические угрозы, связанные с чрезмерно напряженной природной средой (кислотные дожди, загрязнение воды, исчезновение видов и т.д.), а также принимать во внимание стремительно прогрессирующее обнищание стран третьего мира и проблемы мирового экономического порядка. Схожая ситуация складывается в отношении проблематики феминизма, роста иммиграции и связанной с ним проблематики мультикультурализма. В публичный дискурс эти проблемы были «введены» не представителями государственного аппарата, или крупных организаций, но интеллектуалами, небезразличными гражданами, компетентными профессионалами, самопровозглашенными «защитниками справедливости» и т.д. Продвигаясь с этой внешней периферии общественного интереса, «тревожные вопросы» проникают в СМИ, становятся предметом интереса профессиональных и исследовательских организаций, становясь впоследствии катализаторами роста социальных движений и новых субкультур [10].
54 Проникая в массмедийный дискурс, общественно значимые — условно нематериальные — проблемы драматизируются, поднимают градус общественной дискуссии и внимания, кристаллизуя вокруг себя особые движения и субкультуры. Так, возникает влияние и агенты этого влияния (движения и субкультуры, специализированные на нематериальных темах), но решение этих проблем может осуществить только функциональная система политики. Ведь появление новых влиятельных агентов не отменяет того, что решения заявляемых ими проблем может осуществить исключительно политическая система общества, специализированная на постановке коллективно-обязательных целей и осуществлении коллективно-обязательных решений путем использования инструментальных медиа коммуникации — власти, государственного аппарата.
55

Общественная консолидация новых коллективных идентичностей
56 Однако главная консолидационная проблема, которую должны решить движения и субкультуры, это возможность выйти за пределы узкой тематики и проблематизации, представить свою тему – путем экстраполяций и абстрагирования — как проблему всего общества, а не узкую задачу данного движения. Не менее важно для мотивированных нематериальными проблемами движений — найти общее с другими субкультурами и движениям. В этом абстрагировании и генерализации и состоит процесс консолидации вокруг нематериальных тематик и проблем. Сегодня этот процесс кристаллизации общих коммуникативных медиа «новых социальных движений», по-видимому, не решен [1].
57 С точки зрения парадигмы Ю. Хабермаса, влияние публично-дискурсивного базиса нематериальных факторов на консолидации общества выражается через связь между частными «жизненно-мировыми» проблемами, нереализованность жизненных планов и их рефлексией в публичной сфере, интерпретацией индивидами, сообществами и институтами гражданского общества.
58 С точки зрения Ю. Хабермаса, основными «средствами продвижения нематериальных тем» в общественном дискурсе является «гражданское неповиновение» и «символическое нарушение правил», преследующее две ключевых цели. Во-первых, речь идет о фиксации фактической нелегитимности формально-легитимных решений путем апелляции к парламенту, политикам, судам с целью пересмотра тех или иных решений, путем делиберативного обсуждения данных тематик. Во-вторых, не меньшее значение имеет и апелляция к «чувству справедливости» большинства (в терминах Роулза), что сделало бы общественную консолидацию на основе включения в повестку общественно значимых тематик.
59 В этом контексте важно определение общественной значимости факторов, которые продвигают новую тематической повестку и устанавливают приоритеты общественного внимания к ее пунктам: установление общественной популярности и значимости таких форм влияния на «реальную политику», как «гражданское неповиновение» и «символическое нарушений правил», подписание сетевых петиций, обращений в разного рода общественные приемные тех или политических сил и государственных органов и т.д.?
60 С точки зрения теории коммуникативной рациональности Ю. Хабермаса, «новые социальные движения» берут на себя консолидационные функции, а именно — задачу «консолидировать новые коллективные идентичности» путем наступательных и оборонительных действий. «Новые» социальные движения преследуют одновременно и наступательные, и оборонительные цели. «Наступательно» эти движения пытаются поднять вопросы, актуальные для всего общества, определить способы решения проблем, предложить возможные решения, предоставить новую информацию, по-разному интерпретировать ценности, мобилизовать веские причины и критиковать плохие. Такие инициативы призваны вызвать широкий сдвиг в общественном мнении, изменить параметры организованного формирования политической воли и оказать давление на парламенты, суды и администрации в пользу конкретной политики. В «оборонительном формате» они пытаются поддерживать существующие структуры ассоциаций и общественного влияния, создавать субкультурные контр-движения и противодействующие институты, консолидировать новые коллективные идентичности и и реформировать институты [10, p. 371].
61 Однако этот влиятельный сегодня коммуникативный подход, сосредотачиваясь на исключительных возможностях «чистого языка» обеспечивать дискурсивный консенсус и консолидацию путем формирования актуальной повестки, не уделял достаточно внимания «институциональным условиям» как важнейшему нематериальному фактору консолидации. Эта задача была поставлена Энтони Гидденсом.
62

Двойная герменевтика как фактор общественной консолидации
63 В «Новых правилах социологического метода» Энтони Гидденс обращается к семантически-смысловым условиях консолидированного поведения и вводит понятие «двойной герменевтики» [9, p. 192]. Обычный индивид вполне способен – на некотором базовом уровне рациональности — к «рефлексивному мониторингу» своих действий и использует смысловые схемы (герменевитика первого порядка), не сводящиеся к материальной калькуляции. Такое поведение обусловлено (и соответственно описывается) тремя ключевыми переменным: приписываемым смыслом действия, моральной оценкой этого действия и ориентацией на власть. Эти три конституэнты структурно воспроизводятся во всяком действии.
64 На уровне герменевтики второго порядка социологи, политики, колумнисты, публичные интеллектуалы наблюдают действователей, описывая их с помощью этих базовых переменных, но учитывают и те объяснительные структуры, те смыслы действий, на которые ориентируются сами акторы. Но и последние, в свою очередь, в процессе образования, чтения массмедийной аналитики, художественной литературы и публицистики усваивают смысловые объяснения второго порядка, и поэтому способны смотреть на себя со стороны и усваивать оптику выше расположенных наблюдателей (политиков, социологов). Смысловые схемы циркулируют с уровня на уровень, обеспечивая тем самым минимальные условия консолидации, универсальную оптику для суждений о моральных основаниях и интеграции общества, о ключевых интерпретациях активности его членов, о действиях и решениях властей, о моральных и эпистемологических основаниях собственной активности.
65 При этом ценности и политические взгляды индивидов (lay actors) могут существенно отличаться от доминирующих идеологий. Конечно, они не всегда могут выразить собственную позицию и отношение к господствующим институтам и ценностям дискурсивно (в интерпретации Ю. Хабермаса), но они могут выражать их в практической жизни, поскольку дискурсивное сознание и практическая рефлексия все-таки различаются на двух уровнях двойной герменевтики. Рефлексия политической жизни не осуществляется целевым образом. Lay persons не ставят перед собой ясные цели политического участия или активизма. В то же время практическое сознание (герменевтика первого уровня) предполагает «рефлексивный мониторинг» и достаточные ресурсы для принятия решения о консолидированном или деконсолидированном поведении [9, p. 240]. Как писал Э. Гидденс, каждый компетентный актор обладает обширным, но глубоким и тонким знанием о том общества, членом которого он является. Социальное знание следует понимать с точки зрения как практического, так и дискурсивного познания [9, p. 73].
66 В контексте предложенной Э. Гидденсом методологической парадигмы оправдано изучение того, ставят ли представители того или иного общества осознанные цели политического участия, стремятся ли осознанно или целевым образом разобраться в борьбе идеологий и ценностей или же в формате «фоновой рефлексии» (спорадически и эвентуально) формируют мнение об актуальных дискуссиях в политической сфере и политической ситуации, имея в виду их значении для собственной практической жизни, социальной стабильности и консолидации.
67

Дуальность структур
68 Используя вышеозначенные концепты, Э. Гидденс вводит понятие «структурации» как игрового пространства конститутивных условий действия: его смысла, нормативности и власти. Другими словами, всякое действие должно получить (в ходе его рефлексии) определенное значение в когнитивном (интерпретативном), нормативном и императивном измерении. Всякое действие способно «предложить себя» как необычную и неожиданную интерпретацию некоторых наличных структур, выступить в функции подтверждение наличной нормы или ее нарушении, при том, что и то и другое может быть использовано в целях доминирования (власть). Власть, в свою очередь, понимается как произведение двух факторов, делающих возможным действие, а именно, ресурсов и правил. Можно обеспечивать доминирующие позиции, используя ресурсы (деньги, авторитет, позицию). Но это доминирование может быть умножено или усилено в случае способности данного действователя устанавливать или менять те или иные правила.
69 В этом контексте «нематериальными факторами консолидации» выступают нормативные, когнитивные, императивные условия действий, которые определяют структуры сообществ, типы коммуникации, и формальных организаций, в которых доминирование осуществляется через смыслы, интерпретации, нормы морали и т.д. Правила и ресурсы, как условие доминирования (и в этом смысле, общественной консолидации) обеспечивают воспроизводство структур действия. Консолидация, собственно, и есть такое воспроизводство принципиально дуальной структуры: ее можно рассматривать в оптике институций, представляющих структуры, а стратегические планы индивидов в этом случае выносятся за скобки. Но структуры можно рассмотреть и в оптике индивидов, которые выбирают те или иные модальности для осуществления собственного действия (те или иные интерпретации, те или иные правила, те или иные ресурсы). В этом случае уже институты выносятся за скобки. Имея в виду последний аспект, Э. Гидденс вводит и дополнительное понятие социальной системы. Он понимает под ней системное воспроизводство специфических действий. Социальные системы ограничивают активность индивидов, но при этом являются и источниками их активности. Таковы два — индивидуальный и институциональный – модусы воспроизводства и развития общества.
70

«Абстрактные системы знания» и доверие к ним как условие общественной консолидации

71 В работе «Последствия современности» [3] Э. Гидденс концентрируется на индивидуальной оптике в процессе структурации. Персональное доверие как форма социального капитала (см. выше в подходе Дж. Коулмана) до определенного временного выступало мощнейшим фактором групповой и отчасти общественной консолидации. Ситуация меняется с появлением так называемых «абстрактных систем знания», выступающим своего рода «партнером» индивида и в каком-то смысле замещающего человека как традиционного адресата доверительных отношений. Функцию консолидация берут на себя «абстрактные системы», под которыми Э. Гидденс понимает современную технику, новейшую науку, технизированное образование интернет-сети. Их функция в том, чтобы разгрузить индивида от избыточного знания (географического знания, пониманий принципов работы простейших транспортных средств, знание о съедобных и ядовитых растениях и других природных опасностях), без которого прежде он не мог бы обойтись. Если индивид чего-то не знал, он мог положиться на Другого, знаниям которого он мог бы довериться. В этом состояла, по Э. Гидденсу, функция «интимности», обеспечивавшая не только доверие к самому ближнему окружению, но — словно по правилу транзитивности — доверие (и как следствие приверженность) к более далеким сообществам и социальному порядку в целом.
72 Эта функция интимности, обеспечивающая групповую и общественную консолидацию, в настоящее время переживает сущностные трансформации. Сообщество утратило роль ключевого ориентира и поведенческого мотиватора, поскольку ориентация на Другого вступило в противоречие с фундаментальной постсовременной идей самореализации (которую Э. Гидденс уточняет и конкретизирует в понятиях самораскрытия, самоутверждения, самоисследования, самоконструирования, самоэкспериментирования со всеми возможными типами самоидентификации). Именно это новая ориентация становится основанием для формирования новых сообществ, не исключая и сообществ, основанных на принципах альтруизма. Ведь самые альтруистичные типы активизмов, направленные на избавление других от страданий, все-таки предполагают идею самореализации своих членов на этом поприще. Именно здесь оказываются востребованными «абстрактные системы знания», формами которых становятся в том числе и массмедиа, политические партии, политические идеологии, анонимные форумы и сообщества в социальных сетях. Очевидно, что доверие к этим «экспертным системам» не обеспечивается личностными связями, длительностью совместного времяпрепровождения. Каким-то загадочным образом должна осуществиться означенная «трансформация интимности», от «непосредственного знания и доверия к другому» к «доверию абстрактным системам знания».
73 На пути своей самореализации индивида более всего волнуют риски, способные остановить этот процесс. И именно функция нейтрализации этих рисков передаются на откуп экспертным системам знания. Однако и «жизненные миры» индивидов все еще не полностью отчуждены от «абстрактных систем» и сохраняют с ними некие точки соприкосновения. Отношение между индивидуальными жизненными мирами и экспертными системами обеспечиваются неким вынужденным доверием. Политическая и экономическая экспертные систем не колонизирует жизненный мир (как это описывается в модели Ю. Хабермаса). Между ними и устанавливается отношение «двойной герменевтики», которая в этом смысле берет на себя функцию общественной консолидации.
74 Обращаясь к предложенной Э. Гидденсом методологии, можно предположить, что идея госуслуг как фактора общественной консолидации, имеет ключевое значение для современного общества. Представители власти делают ставку на некоторые «экспертные системы знания», по существу формы искусственного интеллекта: МФЦ, системы одного окна, цифровизацию медицины и трудовых отношений (электронные трудовые книжки и т.д.), камеры фиксации нарушений и т.д., пытаясь обосновывая это заботой о населения и рассматривая как госуслугу в прямом и переносном смысле слова. В этом контексте исследование влияния нематериальных факторов на современное общество может быть реализовано через изучение оценки гражданами деятельности госорганов по регламентации поведения путем цифрового контроля как консолидационно-значимого действия (понятие консолидации может быть интерпретировано как обеспечение общественного порядка или социального контроля).
75

Габитус и культурный капитал как условие общественной консолидации
76 Обращаясь к исследованию влияния нематериальных факторов на общественную консолидацию, П. Бурдье фиксирует корреляции между политическими пристрастиями и идеологическими взглядами и соответствующими позициями действователей в структуре социального пространства [4]. Измерения этого пространства задаются объемами культурного и экономического капитала. Эти понятия П. Бурдье вводит в качестве ключевых категорий анализа социальной проблематики.
77 Как пишет П. Бурдье, социальное пространство построено таким образом, что агенты или группы распределяются в нем в соответствии с их положением, основанном на двух принципах дифференциации: экономическом и культурном капитале. Отсюда следует, что все агенты расположены в социальном пространстве таким образом, что, чем ближе они друг к другу, тем больше у них общего в этих двух измерениях, и чем дальше они друг от друга, тем меньше у них общего. Каждому классу должностей соответствует класс габитуса. Габитусы, которые являются продуктами социальной обусловленности, систематизируют и в свою очередь обусловливают выбор индивидами конкретных вещей, товаров и значимых свойств.
78 История и общественная жизнь «опредмечиваются» (в терминах Бурдье) в двух модусах: институтах и габитусах. Позиции людей в социальном пространстве фиксируются и характеризуются габитусами, которые и обеспечивают общественную консолидацию или, наоборот, провоцируют конфликты. В интерпретации П. Бурдье, габитус в социальном смысле ‒ это те порождающие и объединяющие принципы, которые переводят внутренние и относительные характеристики положения индивида в практический выбор людьми образа жизни, практик, товаров и т.д.
79 Габитус в своем многообразном содержании (жизненные стили, установки, формы потребления и общественные восприятия и предпочтения) «оживляет» формальные институты, трансформирует их и, одновременно, приспосабливается к ним. Возникает вопрос, зависит ли отношение людей к политическим институтам и их идеологиям от эмпирически многообразных типов габитуса, «оживляющего институты». Другой значимый для практической социологии вопрос состоит в том, как представители тех или иных регионов социального пространства могут воспринимать и поддерживать специфические идеологии и политики, консолидироваться и солидаризироваться с ними, если их носители и выразители (речь идет прежде всего об элитах) демонстрируют регионально-чуждые габитусы и стили жизни. Регионально-габитуальные различия не могут не вызывать подозрения и недоверия среди маломобильного населения нашей страны, не пересекающегося (или очень редко) в физическом пространстве с представителями других регионов.
80 Не менее актуальной для исследования оказывается проблема того, как институты, в особенности, политические институты («оживленные» габитусами лиц, замещающих ролевые или институциональные позиции) в своем функционировании учитывают и отражают многообразие социальных габитусов представителей того или иного общества (стилей жизни, социальных ожиданий и диспозиций, типов потребления и т.д.) для того, чтобы последние могли воспроизводить собственные жизненно-мировые практики.
81 Таким образом используя современные достижения социальной теории, прежде всего, теорию рационального выбора Дж. Коулмана и Х. Эссера, идеи коммуникативной рациональности Ю. Хабермаса, «двойной герменетивки» Э. Гидденса и «социального пространства» П. Бурдье возможно более последовательное изучение нематериальных условий социальной консолидации в современных обществах.

Библиография

1. Бараш Р.Э., Антоновский А.Ю. Человек бунтующий, будь видимым или умри! К визуализации семантики протестно-сетевой коммуникации // Праксема. Проблемы визуальной семиотики. 2019. № 4 (22). С. 36‒59.

2. Луман Н. Введение в системную теорию / пер. с нем. К. Тимофеева. М.: Логос, 2007.

3. Гидденс Э. Последствия современности. М.: Праксис, 2011.

4. Bourdieu P. et al. First Lecture. Social Space and Symbolic Space: Introduction to a Japanese Reading of Distinction. Poetics Today. 1991. Vol. 12. N. 4. P. 627–638.

5. Coleman J.S. Foundations of Social Theory. Cambridge: Harvard University Press, 1990.

6. Coleman J.S. Social Capital in the Creation of Human Capital. The American Journal of Sociology. 1988. Vol. 94. P. 95‒120.

7. Coleman J.S. Weber and the Protestant Ethic. A Comment on Hernes // Rationality and Society. 1989. Vol. 1. Iss. 2. P. 291–294.

8. Esser H. Soziologie: allgemeine Grundlagen / H. Esser. —3 aufl. — Frankfurt. New York: Campus Verlag, 1999.

9. Giddens A. New Rules of Sociological Method. New York: Basic Books, 1976.

10. Habermas J. Civil Society and the Public Sphere. Between Facts and Norms: Contributions to a Discourse Theory of Law and Democracy. Cambridge. MA: MIT Press, 1996.

11. Olson M. The logic of collective action: Public Goods and the theory of Groups. Cambridge. MA: Harvard University Press, 1971. P. 9‒16.

12. Opp K.-D. Der 'Rational Choice'-Ansatz und die Soziologie sozialer Bewegungen // Forschungsjournal Soziale Bewegung. 1994. Iss. 2. p. 11–26.

13. Pähler M. Rational-Choice-Theorie - Ein Einblick in die Rational-Choice-Theorie nach Coleman und Esser mit anschließender Anwendung des Themas Emotionen. Munich: GRIN Verlag, 2005, [online]. Accessed 06.03.2021. URL: https://www.grin.com/document/56636

14. Smelser N.J. Theory of Collective Behavior. London: Routledge & Paul, 1962.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести