Везде
Наше бесчеловечное будущее или уловка трансгуманизма
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Наше бесчеловечное будущее или уловка трансгуманизма
Аннотация
Код статьи
S023620070019075-9-1
DOI
10.31857/S023620070019075-9
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Смирнов Сергей Алевтинович 
ORCID: 0000-0002-2023-8855
Должность: ведущий научный сотрудник
Аффилиация: Институт философии и права СО РАН
Адрес: Новосибирск, 630117, Новосибирск, ул. НИколаева, 8.
Номер
Том 33 Выпуск №1
Страницы
61-79
Аннотация

В статье дается анализ концепции постчеловека, предлагаемой в рамках идеологии трансгуманизма. Автор показывает, как в рамках этого концепта выстраиваются базовые схемы редукции человека, в силу чего человек может быть выведен из социально-культурной реальности как сущее и заменен особым существом — постчеловеком. Показано, что именно в силу базовых онтологических и концептуальных редукций возникает соблазн подмены человека новым сущим, более совершенным и почти бессмертным. В статье приводятся примеры названных редукций, такие, как: редукция человека как сущего до его биологического тела; редукция существования человека к существованию отдельных биологических тел; редукция мышления человека к интеллектуальным операциям и функциям, которые в принципе могут быть смоделированы и пересажены в техническое устройство; редукция высших способностей человека (мышление, воля, воображение, память, чувство) к функциональным операциям, происходящим в мозге, локализованных там, вследствие чего их можно вычленить, описать, смоделировать и далее модель пересадить на искусственного носителя, получив искусственный интеллект. Автор предлагает вырабатывать ответ на этот вызов, связанный с заменой человека, обращая внимание на необходимость так называемой антропологической альтернативы. Последняя заключается, в том числе, в выстраивании новой концептуальной модели, в ядро которой вставлена уже известная базовая схема опосредования, выработанная в рамках отечественной культурно-исторической психологии и антропологии. Благодаря этой схеме опосредования вполне реально разработать на новой основе человеко-знаково-машинную модель, с помощью которой возможно выстраивание новых культурных практик развития и формирования личности человека.

Ключевые слова
трансгуманизм, антропология, человек, постчеловек, будущее человека, искусственный интеллект, естественное и искусственное
Классификатор
Получено
14.03.2022
Дата публикации
14.03.2022
Всего подписок
14
Всего просмотров
1306
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на весь выпуск”
Преимущества сервисов
970 руб. / 16.0 SU
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2022 год
Преимущества сервисов
4365 руб. / 87.0 SU
1 Данная работа посвящена обсуждению некоторых антропологических идей, отстаиваемых наиболее радикальными представителями такого весьма пестрого и неоднозначного движения, как трансгуманизм.
2 Поводом к разговору послужило их предложение отказаться в принципе от ставших уже традиционными подходами в мировой антропологической мысли, в которых человек представлен через такие базовые качества, как мышление, нравственная основа, личность, ответственность за поступок. Вместо такого понимания человек представляется как некое биоидное существо. Например, Мартин Ротблатт (трансгендер, мужчина, превратившийся в женщину, прямое, физическое воплощение идей трансгуманизма) в своей концепции трансбиманизма настаивает, что человек состоит из неких бимов (Beme), единиц жизненных практик (отдельная привычка, отдельное воспоминание, черта характера, ценность и т. д.), из которых человека можно составить, как из кубиков [Мартина Ротблатт, 2016]. Каждый бим (как и в целом человека, его сознание) можно оцифровать и далее составлять человека в разных конфигурациях. Получается нечто вроде матрицы, которую по шагам можно смоделировать и тиражировать. Эта матрица держалась ранее на привычных человеческих телах и человеческом сознании. Теперь же последнее не является необходимым свойством человека. Эту матрицу, то есть набор бимов, можно оторвать от привычных носителей, людей, и перенести на другого носителя.
3 Методолог Г. П. Щедровицкий еще в доцифровую эпоху утверждал, что мышление мыслит, а не человек. Оно как бы паразитирует на людях, и, будучи субстанцией, может «сидеть» и на «железках» или других носителях [Щедровицкий, 1997: 561]. Щедровицкий рассматривал мышление как субстанцию, развивающуюся по своим законам, в духе В. фон Гумбольдта, писавшего о языке как о субстанции. Однажды при определенном личном усилии человека язык, как и мышление, может «сесть» на него и через него заговорить. Тем самым мы по привычке утверждаем, что человек заговорил или начал мыслить.
4 Л. С. Выготский уточнил: все же не мышление мыслит, мыслит человек. Но какой? [Выготский, 1986: 58–59]. Он и многие другие полагали, что мыслит, конечно, не отдельный индивид, но и не субстанция, а тот субъект, который формируется в человеке в силу проделывания им определенного опыта культурного развития, опыта практик заботы о себе, с помощью которых в человеке выстраивается и надстраивается личностная структура, дающая возможность человеку мыслить и чувствовать. В нем формируются так называемые новые «функциональные органы».
5 Идея, согласно которой мышление как субстанция однажды, при определенном условии, при совершении культурной, духовной работы и личностном усилии, может «сесть» на отдельного человека, становящегося субъектом мышления и действия, обернулась в свою противоположность. Субстанцию мышления в трансгуманизме подменили технической функциональной матрицей, которая насаживается на отдельного индивида и паразитирует на нем, а последний превращается в функцию, в узел этой матрицы. Но коль скоро человек становится функцией матрицы, то он в принципе заменим — технически более совершенной функциональной машиной, постчеловеком.
6

Подмена
7 Трансгуманизм в его радикальных проявлениях не нов, полагая, что человек, будучи смертным существом, в принципе заменим на более совершенное существо. Но в данном случае речь, скорее, идет о носителе сознания, функциональной матрице, имеющей определенный биологический и химический субстрат, состав которого можно менять — то есть менять носителя матрицы.
8 Главные недостатки человека трансгуманизм видит в его принципиальной субстратной ограниченности, незавершенности, несовершенстве (физическом, психосенсорном и проч.), в итоге — конечности, смертности [Турчин, Джослин, 1991; Bostrom, 2005; Bostrom, 2014]. Человек здесь сходен с «биологической машиной» Просвещения, только более технически усовершенствованной — человек есть «мясной костюм», управляемый электрическими сигналами мозга. Соответственно, преодоление человека требует изменений в теле и мозге, то есть в субстрате. Будут они достигнуты генетическими манипуляциями или протезами, или имплантами — неважно. Трансгуманизм использовал давно известный тезис о несовершенстве и незавершенности человека и заменил его другим, тоже тезисом о незавершенности: предложил человека завершить, но только технически — умным техническим устройством, киборгом.
9 Согласно богатой культурной духовной традиции, полагалось, что человек, будучи несовершенным сущим, проделывает над собой духовную работу заботы о себе, в силу чего, благодаря опыту заботы, он как бы довершает себя, но посредством духовных практик, выстраивая на себе личностный душевный органон [Аванесов, 2016; Выготский, 1984; Смирнов, 2016; Фуко, 2007; Хайдеггер, 1993; Хоружий, 2013].
10 Но представители трансгуманизма выбрали иной путь размышления. Вольно или невольно, они совершают подмену: человек как сущее в принципе завершим, но сугубо технически, если его заменить умным техническим устройством, то есть постчеловеком. В такой логике подмены и рассматривается здесь будущее человека. Точнее, фактически будущее без человека1.
1. См. о различных сценариях будущего в рамках разных версий трансгуманизма [Хольм, 2016: 7].
11 Почему подобный прогноз оказался возможен? Он возможен потому, что сначала совершается концептуальная подмена: человек редуцируется до определенной модели, которая выглядит как вполне реальная. И затем делается вывод, что человек действительно в принципе заменим.
12 Такая редукция человека как сущего проделывается по ряду направлений:
13 - редукция человека как сущего до его биологического тела; редукция существования человека к существованию отдельных биологических тел; - редукция мышления человека к интеллектуальным операциям и функциям, которые в принципе могут быть смоделированы и пересажены в техническое устройство; - редукция высших способностей человека (мышление, воля, воображение, память, чувство) к функциональным операциям, происходящим в мозге, локализованных там, вследствие чего их можно вычленить, описать, смоделировать и далее модель пересадить на искусственного носителя, получив искусственный интеллект.
14 Но главной редукцией выступает сведение бытия человека к существованию биоидного тела. Усилие быть всегда было для человека онтологической нормой. Так было записано во всех культурных кодах и традициях. Бытие выступало как онтологическая норма [Хайдеггер, 1993; Хоружий, 2013]. Забота о себе означала возделывание в себе того сущего, которое мыслит себя в бытии. Его, человека, заботой о самом себе должно быть постоянное «возвращение человека его существу», возвращение «отпавшего от своей сущности» человека ему самому, писал М. Хайдеггер [Хайдеггер, 1993: 195–196].
15 В этом смысле «человек в норме» для нас есть такое представление, согласно которому человек осуществляет полное онтологическое размыкание к бытию, он открыт ему, в силу чего создается базовое условие для развития его личностных качеств, таких, как нравственный этос, мышление, воля, память, воображение, чувственный мир, и тем самым он формируется согласно собственной идее человека, становясь смысловой опорой мира (см. о бытии как норме [Аванесов, 2016; Смирнов, 2016; Хоружий, 2013]).
16 С другой стороны, мы знаем, что он же, человек, другой своей частью, стремился к обратному — он стремился к отказу от бытия, к отказу мыслить и ответственно поступать. Если же человек отказывается от бытия как нормы, то он отказывается от себя как сущего в пользу иного существа, постчеловека. Человек «вне нормы» готов идти на отказ от бытия, он стремится редуцировать свое существование к онтической реальности, ýже — к эмпирическому существованию «тела желания» с его биологическими потребностями, в пределе — это существование биоида, у которого работают лишь две функции — страх и удовольствие.
17 К концу ХХ века сложилась уникальная историческая ситуация, в которой сошлись вековые тренды и базовые установки человека. С одной стороны, желание (соблазн) человека не быть (или страх быть — обратное от «мужества быть», если вспомнить П. Тиллиха), с другой стороны —достижения техногенной цивилизации и появление умных технологий.
18 Вместо усилия быть, стремления стать, состояться, найти свое место в мире посредством духовной работы и заботы, человек испытывает соблазн довершить себя сугубо технически, тем самым оставить место иному, гибридному существу. Страх смерти, соблазн не быть и «умный гаджет» поставили человека в такой онтологический соблазн, что он его не выдержал, согласно логике трансгуманизма — он решился не быть.
19 Но тем самым, решившись на такую сделку-соблазн, он отказался и от самого себя. Но если так, то человек становится в принципе заменимым. Точнее, заменим не человек, выступающий смысловой опорой мира, а человек, страшащийся быть, желающий не быть, не совершать личных усилий, не совершать духовной работы. Именно такой человек оказался заменимым.
20 Лейтмотив трансгуманизма заключается в попытке совершить радикальную редукцию человека, сведя его к чистой индивидности, к особи, в результате чего он становится заменим как по частям, так и в целом на иное существо. В рамках этого тренда можно выделять более жесткие или более мягкие версии замены человека или выстраивание разных гибридных форм.
21 Возникает вопрос, ради чего человек должен быть заменен? Ради какой идеи? Ответ очевиден: ради достижения бессмертия2. Но если ранее мы привыкли полагать, что смертность человека есть его удел, то с этим трансгуманизм уже не может согласиться. Он хочет преодолеть, точнее, уничтожить как страх Божий, так и страх смерти.
2. Правда, речь идет о кибернетическом бессмертии [Турчин, Джослин, 1991].
22 Налицо не просто замена человека постчеловеком, но главное — налицо смена самой антропологической стратегии — стратегии быть, построенной на личностном усилии, страдании, ответственности за себя и за мир. Быть человеком, совершать над собой духовную работу перестает быть онтологической нормой. Человека достаточно технически усовершенствовать, и он обретает кибернетическое бессмертие.
23 Итак, фактор смертности и фактор соблазна не быть впервые встретились с умным гаджетом и цифровыми технологиями. Человек, испытывавший всегда соблазн чудесным образом избежать смерти, наконец-то получает (как ему кажется) некий шанс (сугубо технологический) эту смерть победить, если он переселится в иное тело или в своего цифрового двойника. Для этого надо отказаться от духовных практик заботы, заменив их умными техническими функциями.
24 Заметим, что сама идея цифрового двойника возможна именно в рамках бихевиористской модели, в которой высшая психика человека заменена на стратегии поведения. Сначала человека представляют в категориях функциональной поведенческой модели, а потом для этой модели разрабатывается ее цифровой двойник. Это реально и это делается. Но акт мышления или акт веры смоделировать нельзя. Поэтому первоначально проводится радикальная антропологическая редукция: сведение человека к набору функций.
25 Следствием этой подмены становится и другое обстоятельство. В современных разработках, посвященных искусственному интеллекту, в интерфейс «человек-машина» включен не собственно человек, а уже его заменитель, его редуцированная модель, сконструированное функциональное устройство, в силу чего между человеком и машиной происходит перераспределение функций. В этом интерфейсе уже возможна замена человека умным техническим устройством.
26 Мыслящая личность не может быть пересажена ни в какое иное тело. Поэтому сначала ее надо редуцировать до набора функций и далее в виде редуцированной модели можно пересадить в иного носителя, в пределе – просто заменить. Ярким примером здесь выступают практики трансгендера. Его сторонники понимают разницу между мужчиной и женщиной сугубо в биологическом, натуральном смысле. Достаточно провести хирургическую операцию, и человек меняет гендер. Духовные и социальные проблемы фактически не обсуждаются.
27 Уловка и приманка заключается здесь в редукции смысла жизни к комфорту: постчеловек будет жить лучше, в комфорте, будет благополучен, успешен и счастлив. Будут удовлетворяться все его желания. Бытие редуцировано к существованию (сытому и комфортному) биотехнических гибридных тел-роботов. А поэтому человеку как биоиду нужны только две функции — чувство боли (для чувства безопасности) и чувство удовольствия (как смысл существования).
28 Названная концептуальная подмена подкрепляется спекулятивной операцией по экстраполяции жизненного материала из одной сферы в другую. Например, в современной медицинской практике освобождение от страданий больного человека, страдающего от тяжелой болезни или нехватки (зрения, слуха, больной почки, сердца, конечностей) понимается как благо, ему пересаживают искусственную почку, ставят «умный глаз», делают протез, и все это в медицинских целях вполне оправдано и может быть принято как лечение. Но такой же подход к миллионам функционально здоровых людей выступает уже манипуляцией. К здоровому человеку начинают относиться как к больному. А нормой становится патология. Смертное, страдающее, болеющее существо достойно благополучной жизни, поэтому оно может быть и должно быть заменено на не страдающего, бессмертного, не болеющего киборга. Такая замена выставляется как благое дело. Трансгуманисты выступают в качестве врачей, исцеляющих человечество, несущих ему благо и освобождение от страданий и страхов.
29 Понятно, что выбранная манипулятивная стратегия, согласно которой человека убеждают в том, что смысл существования состоит в благополучии, что успехи эры постчеловека позволяют достичь полноты удовольствия и благополучия, — подобная стратегия рассчитана на людей, выбирающих как раз эту стратегию. Таких людей — большинство. Мыслящих и принимающих страдание как необходимый удел всегда было меньшинство. А большинство выступает в логике трансгуманистов неким массовидным телом сущего (в духе М. Хайдеггера — das Man). На это массовидное тело, стремящееся к удовольствию и благополучию, добротному материальному существованию, и рассчитана стратегия трансгуманизма.
30 Ведь усилие быть — это всегда личное, конкретное усилие, оно всегда личностно, событийно, предполагает ответственный поступок. Оно не совершается в массе и по приказу. Оно всегда связано с жизненным, онтологическим самоопределением — быть или не быть. Оно всегда определяло базовые ценности и ориентиры человека, его базовые приоритеты. Человек всегда решал этот вопрос через поступок. Не умозрительно, не примерно, не виртуально, а реально, в поступке, и поэтому всегда рисковал.
31 Но возможности генной инженерии, опыты по редактированию генома, достижения биотехнологий, успехи в работах по искусственному интеллекту заставили человека испытать онтологический соблазн — можно не совершать усилий, не быть, не страдать, не мыслить, не чувствовать, то есть не жить, но при этом быть бессмертным, хотя и в другом, постчеловеческом существе. Миллионы людей не могут устоять перед этим онтологическим соблазном. Поэтому они выбирают антропологический тренд ухода, то есть замены себя постчеловеком, трансчеловеком, техночеловеком.
32 Такая стратегия становится реальным вызовом. Но этот вызов требует ответа. Ответа не умозрительного, не теоретического, а предельно практического. Нам нужна в этой связи реальная антропологическая альтернатива этому вызову. Поэтому антропологический проект для будущего человека выступает не просто научной разработкой. Он выступает мировоззренческой антропологической альтернативой, предлагающей человеку все же быть не редуцирующим себя до функционального устройства; использующим умные гаджеты и умные технологии как средства развития, а не средства порабощения.
33

Кейс. Возможен ли искусственный интеллект?
34 Ключевым оселком в тяжбе культурной, духовной традиции с трансгуманизмом по поводу бытия и небытия человека выступает проект искусственного интеллекта (далее — AI). Именно на нем проверяется точность и логика идеи. И на нем видно, как совершается явная подмена, то есть просто-напросто обман в спекулятивной игре. А главными авторами этой игры на подмену выступают не только главные идеологи трансгуманизма (последние здесь вторичны), но и сами инженеры, разработчики моделей AI, которые даже и не ведают, что творят.
35 Разработчики AI, будучи инженерами, программистами, технологами, являются стихийными натуралистами и бихевиористами. Они полагают, что тайна мышления и сознания скрыта, сосредоточена в мозге и воплощается в поведении. Поэтому важно понять природу активности мозга. Если мы поймем тайну его активности, причем тайну его устройства, буквально опишем и схватим то, где и в каких функциональных зонах локализуется та или иная способность и прочее, то его можно смоделировать. И поэтому для них AI вполне реален. При этом вообще никак не обсуждается ни природа социального, ни феномен культуры, ни тайна акта мышления, ни тайна акта веры, ни природа человеческого поступка, не сводимого к поведенческим реакциям и активности мозга.
36 Здесь происходит та же замена и редукция. Мышление сводится к активности мозга. Авторы AI полагают, что мыслит отдельный индивид с помощью мозга. Поэтому ставится задача создать разумную машину, способную мыслить как отдельный индивид3. Разумная машина понимается как такое устройство, которое способно имитировать мыслительную работу мозга.
3. От этой изначальной идеи в разработках AI в итоге пришлось отказаться и перейти к идее самообучающихся нейтронных сетей. Но последнее также выступает сугубо технологической задачей-калькой — смоделировать нейронные сети наподобие нейронных сетей у человека и сделать так, чтобы они «обучались» на основе обработки огромного массива данных. Мышление здесь все равно сводится к вычислительным операциям и анализу больших данных. Также остается и сам принцип имитации. Нейронные сети имитируют мыслительную деятельность. Но это тема отдельной работы, выходящая за рамки данной статьи (см. [Брызгалина, 2019; Гусев, Добриднюк, 2017; Маркофф, 2016; Пенроуз, 2020]).
37 Отечественная культурно-деятельностная традиция, выраженная в работах Л. С. Выготского и его последователей, полагает, что мыслит не мозг, а мышление встроено в сложную предметную мыследеятельность, в которой мозг выступает одной из частей формирующегося «функционального органа». Поэтому если и моделировать мышление, то имеет смысл обсуждать модели не мозга и его активности, а структур мыследятельности [Щедровицкий, 1995: 281–299]. Выход из натуралистической редукции возможен в направлении моделирования не тела, не мозга, а структур мыследеятельности, в направлении создания моделей, связанных с построением и описанием посреднического действия человек-человек (взрослый-ребенок) и построении в их действиях новых «функциональных органов», формируемых у человека в процессе его социокультурного развития. Эксперимент Э. В. Ильенкова и А. И. Мещерякова в Загорске в 70-е годы прошлого века, связанный с работой со слепоглухонемыми детьми, показывает правоту концепта Л. С. Выготского о культурно-деятельностной природе мышления и роли орудия и знака в развития человека [Выготский, 1984; Мещеряков, 1974]. Техническое орудие и знак (слово) как психическое орудие становятся посредниками, медиаторами, посредством которых формируются высшие психические функции (собственно мышление, воля, память). В этом плане искать сознание надо не в субстрате, не в локальных зонах мозга, а в новых формирующихся у человека функциональных органах.
38 А в данном случае — это новые интерфейсы человека и машины. Как это сделал С. Хокинг со своим телом, выстроив уникальный интерфейс своего мозга и компьютера, фактически почти потеряв свое умирающее тело.
39 В этой связи рамочной проблемой при разработках по AI до сих пор дискуссионным остается проблема границы — что есть Естественное и что есть Искусственное (далее — Е/И)? Б. Г. Юдин полагал, что проблема естественного и искусственного является краеугольным в вопросе об обосновании трансгуманизмом постчеловеческого будущего [Юдин, 2013: 32–35].
40 В понятии AI выделяются два главных репера.
41 Первый репер — понятие мышления / понятие интеллекта. Проблему мышления мы уже выше отметили: разработчики AI редуцировали акт мышления к интеллектуальной операции, производимой в мозге и локализованной в особых функциональных зонах мозга. Значит, достаточно описать и смоделировать эти функции мозга, и мы получим искусственный интеллект.
42 Второй репер — понятия естественного и искусственного (Е/И). Какие могут быть основания по разведению понятий Е / И?
43 Первое основание для разведения Е / И: неосвоенный, не культурный / освоенный, культурный.
44 Тогда естественный — это не освоенный, дикий, чужой, не культурный, не разумный, несущий угрозы. А искусственный — это освоенный, разумный, культурный, свой.
45 Еще раньше феномен этой границы был осознан с момента понимания человеком себя как того, кто регулирует стихийные природные процессы, в том числе в себе. Например, когда человек ввел табу на стихийные половые связи внутри рода, на промискуитет. В этом плане культура начинается с табу, с попытки человека регулировать свое собственное сугубо природное (естественное) поведение.
46 Второе основание — внутренний / внешний, мы / они. Граница проводится в зависимости от выбора субъекта, в зависимости от того, что мы берем в качестве общности. Либо это линия индивид — среда, либо город — другой город, дом –— другой дом, двор — другой двор, социальная группа — другая группа, мы — они и т. д. Внутренним тогда становится то внутреннее, которое относится к этому субъекту, этой референтной группе, а внешнее — к той, иной, другой. Тогда естественный — это внешний, со своими законами, порядком, не подчиняющийся нам, нечто самоценное, самостоятельное, запредельное для нас.
47 Третье основание: источник, оригинал / и копия. Естественный выступает оригиналом. Тогда искусственное — это вторичное, придуманное, повторенное, копия, подражание естественному оригиналу. Тогда естественный — это настоящий, а искусственный — не настоящий, подделка.
48 Четвертое основание: не сделанный, уже данный, существующий / сделанный, сконструированный, построенный. А значит, естественное существует вне нас и до нас, по своим законам, а искусственное существует в зависимости от нас, по нашим законам. Оно придумано нами; следовательно, зависит от нас, от наших способностей.
49 Разведение Е / И происходит по-разному в зависимости от установок. Как минимум, можно говорить о натуралистической и деятельностной установках. Натуралистическая установка полагает, что естественное — это нечто натуральное и вне человека данное. А искусственное — соответственно, нечто человеческое, сделанное человеком [Смирнов, 2020: 3–20].
50 Также разведение можно провести в зависимости от установки на ценности: установка на сохранение / установка на изменение. Первая ориентируется на традиционализм, консерватизм, сохранение существующего положения дел. Из этого истока происходит экологическая повестка. Вторая установка видит ценность в неминуемых изменениях, новациях, в отношении к миру и природе как к тому, что требует изменений, преобразований [Юдин, 2013: 32–34].
51 При первом случае доминирует позиция наблюдателя. При второй — позиция испытателя, исследователя и далее — проектировщика и конструктора.
52 Таким образом, рамочные реперы Е и И разводятся по семантическим рядам-гнездам:
53 Гнездо «Естественное»: не освоенный, внешний, оригинал, источник, не сделанный, не культурный, не человеческий, оставленный как есть. Гнездо «Искусственное»: освоенный, внутренний, копия, сделанный, культурный, человеческий, измененный, преобразованный.
54 Парадокс и загадка проблемы AI и всей проблематики, связанной с трендом ухода человека, заключается на этом языке Е / И в том, что искусственный, то есть свой, сделанный человеком, рукотворный, однажды выходит из-под контроля, становится самостоятельным, как бы естественным, но все равно не настоящим. Все хорошо и достойно быть в том случае, если оно на своем месте. Если же копия заменяет место оригинала, то это означает нарушение порядка вещей, нарушение онтологической границы.
55 Еще точнее. Человек сам отпускает свое собственное порождение из своих рук. Он сам решает уйти из своего мира, уступив место придуманному им же изделию, передав ему качества основного, главного естества, себе оставив не главную роль. Искусственное становится естественным. А копия —– оригиналом. Второе — первым. Изнанка — лицом.
56 В этой связи исходной проблемой при выработке ответа на вызов, связанный с «уходом» человека, заключается проблема построения модели нового интерфейса человека и техники (машины), при сохранении человека как опорной точки мира, но в новой социально-цифровой реальности.
57

Человек и нейронауки. Проектная идея для разработок
58 Сказанное выше означает следующее. Мы должны вырабатывать альтернативу не в стратегии отказа от умных технологий, а в стратегии использования их для того, чтобы вернуть человеку его самого. Умные технологии на то и средства, чтобы быть использованными. И относиться к ним надо как к инструменту, хотя бы и «умному». Этот инструмент в руках хозяина должен быть использованным с умом. Нет необходимости делегировать ум машине. Ей надо отдать то, что она умеет лучше человека, то есть набор тяжелых операций, скорость и точность, а себе оставить то, что и делает нас самих людьми. Мы должны по-прежнему мыслить и любить. Хотя это и предполагает личное усилие.
59 Поэтому необходимо сами достижения нейронаук, достижения НБИКС-технологий использовать для выстраивания таких человеко-машинных систем и таких проектов человека, в которых перестраиваются интерфейсы с сохранением субъектности и активной роли человека. Речь не идет об отказе от разработок по AI, от генной инженерии, биотехнологий. Дело не в них. Дело в выше названных установках.
60 В этой связи наша позиция заключается в продолжении линии, обозначенной Л. С. Выготским в его культурно-исторической, «вершинной», психологии [Выготский, 1984; Выготский, 1986]. В чем заключалось его предложение? В том, что развитие человека понималось как культурное развитие, опосредованное орудиями и знаковыми системами (языком). Орудие и знак выступают посредствующими звеньями в процессе освоения их человеком. Овладевая орудием и знаком, человек овладевает своим поведением, становится собой, у него формируются мышление и другие «высшие психические функции»4.
4. В своей терминологии Л. С. Выготский не успел преодолеть до конца привычки реактологии и бихевиоризма, называя мышление и волю «функциями», хотя и высшими. Он находился в поиске.
61 Почему нас не устраивает пафос трансгуманизма? Потому что он предлагает вообще никак не учитывать практику освоения и опосредования, практику овладения человеком своим поведением посредством знака и орудия. Он предполагает уплощение, сплющивание вообще деятельности человека, превращая его в придаток умной машины. Понятно, почему. Потому что сознание сводится к активности мозга, а человек — к эмпирическому индивиду.
62 Мы предлагаем вернуться к базовой аргументации Л. С. Выготского, вернуться к идее опосредования развития человека, но уже умным орудием, умной машиной и знаком, шире — цифрой. Человек выстраивает новый интерфейс: человек — знак (цифра) — машина. В нем (интерфейсе) не просто по-новому выстраивается связь человека и орудия, но сами участники отношения, человек, машина и знак (цифра) становятся иными, нежели в доцифровую эпоху. Например, цифра — больше, чем знак-орудие, она становится новой средой, в которой обитает человек. Точнее, среда становится гибридной, что уже отмечено в разных работах [Рубцова, 2019а; Рубцова, 2019б]. В новом интерфейсе выстраивается новая модель человеко-машинно-знаковой (цифровой) системы. На языке этой модели можно обсуждать и проект грядущего постчеловека, но уже не того, который переселяется в иное тело и отдает умные функции машине, а того, который, сохраняя себя и свое тело, развивает его и свое мышление, усиливает себя за счет выстраивания нового интерфейса с машиной и знаком (новым языком, на котором описывается интерфейс).
63 Эту логику фактически уже используют в рамках нового направления — «культурной нейронауки», в исследованиях, проводимых в Японии, Нидерландах, США, Португалии, Великобритании и др. (см. об этом [Фаликман, Коул, 2014]). Оно сформировалось недавно. Но уже издается журнал «Culture and Brain», проводятся соответствующие конференции. Ключевым направлением работ здесь выступает выстраивание связи между культурой, культурным развитием человека, его способностей, и тем, какие «следы» это развитие оставляет в мозге, и как на активности мозга, на сформированности его локальных функциональных зон можно это проследить. Понятно, что для этого используются как раз современные технологии и оборудование, которых ранее не было в распоряжении исследователей. Для этого делаются попытки на разном материале выстраивать двухуровневые трехфокусные модели:
64 Первый уровень: знак — орудие — машина. Связка между ними выстраивается как особая посредническая деятельность.
65 Второй уровень: ген — мозг — культурный знак. Связка между ними выстраивается также через опосредующее действие, выявляющее и выстраивающее связи между культурной практикой, мозгом и формированием генетической памяти рода.
66 Разработанный новый технический аппарат (функциональный МРТ) позволяет увидеть активность мозговой деятельности, связанной с действием со знаком и машиной. А достижения генной инженерии позволяют показать связи этой мозговой и культурной деятельности с наследием, генетической памятью и выстраиванием особых «культурных кодов», наследственностью, передаваемой от поколения к поколению.
67 Тем самым современная культурная нейронаука пытается преодолеть и снять противопоставления природы и культуры, человека и машины, выстраивая новые Е/И-модели. Правда в области AI и у представителей трансгуманизма эта граница не преодолена. Точнее преодолена, то есть редуцирована в пользу натурализации, биологизации и машинизации человеческого развития. А культурная нейронаука настаивает на том, что мозг, его структура и процессы, происходящие в мозге человека, выстраиваются и организуются под влиянием культурного развития и культурной среды. Правда, это звучит уже банально и было известно еще Л. С. Выготскому. С этим связана и так называемая «нейропластичность» мозга, то есть его морфологическая изменчивость и обучаемость.
68 Нейронаука изучает как раз связь между культурой и языком, ее представляющим, с одной стороны, конкретным опытом познавательной и трудовой деятельности, с другой, и формированием функциональных систем головного мозга, с третьей. Но как конкретно преломляется культура и язык в этих функциональных системах — это в современной нейронауке пока вопрос открытый.
69 Но есть уже конкретные результаты. Например, Э. Магуайр исследовал опыт лондонских таксистов, которые специально обучаются и сдают сложные тесты на пространственную навигацию в большом городе (в Лондоне). Это связано с пространственной и зрительной памятью и ориентацией. Тесты сдают не все. Обнаружено, что у тестируемых иная структура гиппокампа, нежели у других испытуемых, не таксистов. Предположительно это связано с особой деятельностью по пространственной навигации в городе. Исследователи допускают, что структурные изменения мозга прямо обусловлены высшими когнитивными функциями, отвечающими за формирование пространственной памяти [Фаликман, Коул, 2014: 8].
70 Но данных крайне мало. Прямых корреляций между культурой, формами поведения, принятыми в культуре, языковыми структурами и структурным и функциональным строением зон мозга не наблюдается. Здесь нет непосредственных причинно-следственных связей. Поэтому происходит редукция культурных форм и культурного развития к активности мозга. Это приведет к тому, предупреждают М. Коул и М. Фаликман, что понятие культуры может быть исключено из анализа развития человека, что противоречит идее коэволюции культуры и мозга [Фаликман, Коул, 2014: 13]. Есть риски превратить нейронауку в бездушную науку о мозге, исследующую активность мозга, но не отвечающую на главный вопрос — как психика человека формируется в контексте культуры, к которой и принадлежит.
71 В новой ситуации вместо внешней орудийно-знаковой среды мы имеем социально-цифровую, гибридную среду, в которой люди (особенно дети) уже живут, для которых цифра выступает чем-то большим, нежели знак и орудие: она становится гибридной средой обитания. И перед нами встает следующая задача: выстраивание культурных практик развития и формирования личности человека в новой реальности, с помощью построения моделей человеко-цифро-машинно-знаковых систем, выступающих полигонами развития высших способностей человека — его мышления, воображения, памяти. Это новый вызов как для культурно-исторической психологии, так и для всей антропологии будущего.

Библиография

1. Аванесов С.С. Человек в норме. Новосибирск: Офсет, 2016.

2. Avanesov S.S. Chelovek v norme [Man is normal]. Novosibirsk: Ofset Publ., 2016.

3. Брызгалина Е.В. Медицина в оптике искусственного интеллекта: философский контекст будущего // Человек. 2019. Т. 30. № 6. С. 54–71.

4. Bryzgalina E.V. Meditzina v optike iskusstvennogo intellekta: filosofskiy context buduschego [Medicine in the Optics of artificial Intelligence: the philosophical Context of the Future] Chelovek. 2019. Vol. 30. N 6. P. 54–71.

5. Выготский Л.С. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 6. Орудие и знак в развитии ребенка. М.: Педагогика, 1984. С. 5–90.

6. Vygotskij L.S. Sobranie sochinenij [Collected Works] Orudie i znak v razvitii rebenka [Tool and Sign in Child Development]. Vol. 6. Moscow: Pedagogika Publ., 1984. P. 5–90.

7. Выготский Л.С. Конкретная психология человека // Вестник Московского ун-та. Сер. 14. Психология. 1986. № 1. С. 52–65.

8. Vygotskij L.S. Konkretnaya psihologiya cheloveka [Specific human psychology] Vestnik Moskovskogo universiteta. Ser. 14. Psihologiya. 1986. N 1. P. 52–65.

9. Гусев А.В., Добриднюк С.Л. Искусственный интеллект в медицине и здравоохранении // Информационное общество. 2017. № 4–5. С. 78–93.

10. Gusev A.V., Dobridnjuk S. L. Iskusstvenniy intellect v meditzine i zdravookchraneniyi [Artificial Intelligence in Medicine and Health Care] Informatzionnoye obschestvo. 2017. N 4–5. P. 78–93.

11. Мартина Ротблатт. История самого успешного предпринимателя-трансгендера в мире. 2016 [Электронный ресурс] URL: https://vc.ru/flood/15196-martine-rothblatt (дата обращения: 29.05.2021).

12. Martina Rotblatt. Istoriya samogo uspeshnogo predprinimatelya-transgendera v mire [The story of the world's most successful transgender entrepreneur] [Electronic resource] URL: https://vc.ru/flood/15196-martine-rothblatt (date of access: 29.05.2021).

13. Маркофф Д. Homo Roboticus? Люди и машины в поисках взаимопонимания / пер. с англ. М.: Альпина нон-фикш, 2016.

14. Markoff J. Homo Roboticus? Ljudi I mchini v poiskach vzaimoponimanija [Machines of Loving Grace. The Quest for Common Ground Between Humans and Robots]. Moscow: Alpina non-fiction Publ., 2016.

15. Мещеряков А.И. Слепоглухонемые дети. Развитие психики в процессе формирования поведения. М.: Педагогика, 1974.

16. Meshcheryakov A.I. Slepogluhonemye deti. Razvitie psihiki v processe formirovaniya povedeniya [Deaf-blind children. The development of the psyche in the process of forming behavior]. Moscow: Pedagogika Publ., 1974.

17. Пенроуз Р. Новый ум короля. О компьютерах, мышлении и законах физики / пер. с англ. М.: УРСС: Ленанд, 2020.

18. Penrose R. Noviy um korolja [The Emperor New Mind: Concerning Computer, Minds and the Law of Physics]. Moscow: URSS; Lenand Publ., 2020.

19. Рубцова О.В. Цифровые технологии как новое средство опосредования (Часть первая) // Культурно-историческая психология. 2019а. Т. 15. № 3. С. 117–124.

20. Rubtzova O.V. Cifrovye tekhnologii kak novoe sredstvo oposredovaniya (Chast' pervaya) [Digital technologies as a new means of mediation. Part 1] Kul'turno-istoricheskaya psihologiya. 2019a. Vol. 15. N 3. P. 117–124.

21. Рубцова О.В. Цифровые технологии как новое средство опосредования (Часть вторая) // Культурно-историческая психология. 2019б. Т. 15. № 4. С. 100–108.

22. Rubtzova O.V. Cifrovye tekhnologii kak novoe sredstvo oposredovaniya (Chast' vtoraya) [Digital technologies as a new means of mediation. Part 2]. Kul'turno-istoricheskaya psihologiya. 2019b. Vol. 15. N 4. P. 100–108.

23. Смирнов С.А. Онтология человека: рамки и топика // Вопросы философии. 2015. № 11. С. 38–49.

24. Smirnov S.A. Ontologia cheloveka [Ontology of Man] Voprosi filosofiji. 2015. N 11. P. 38–49.

25. Смирнов С.А. Антропологический навигатор. К событийной онтологии человека. Новосибирск, ООО «Офсет-ТМ». 2016.

26. Smirnov S.A. Antropologicheskij navigator. K sobytijnoj ontologi’i cheloveka [Anthropological navigator. Towards an event-driven ontology of man]. Novosibirsk, Ofset-TM Publ., 2016.

27. Смирнов С. А. Онтологическая установка (к вопросу о смысле понятия) // Философия науки. 2020. № 2. С. 3–20.

28. Smirnov S. A. Ontologicheskaya ustanovka (k voprosu o smysle ponyatiya) [Ontological attitude (to the question of the meaning of the concept)] Filosofiya nauki. 2020. N 2. P. 3–20.

29. Турчин В., Джослин К. Кибернетический манифест. 1991 [Электронный ресурс]. URL: http://www.refal.net/turchin/phenomenon/cybernetic-manifesto.htm (дата обращения: 29.05.2021).

30. Turchin V., Dzhoslin K. Kiberneticheskij manifest [Cybernetic Manifesto]. [Electronic resource] URL: http://www.refal.net/turchin/phenomenon/cybernetic-manifesto.htm (date of access: 29.05.2021).

31. Фаликман М., Коул М. «Культурная революция» в когнитивной науке: от нейронной пластичности до генетических механизмов приобретения культурного опыта // Культурно-историческая психология. 2014. Т. 10. № 3. С. 4–18.

32. Falikman M., Coul M. «Kul'turnaya revolyuciya» v kognitivnoj nauke: ot nejronnoj plastichnosti do geneticheskih mekhanizmov priobreteniya kul'turnogo opyta [“Cultural Revolution” in cognitive science: from neural plasticity to genetic mechanisms of gaining cultural experience] Kul'turno-istoricheskaya psihologiya. 2014. Vol. 10. N 3. P. 4–18.

33. Фуко М. Герменевтика субъекта: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1981–1982 учебном году/ М. Фуко; пер. с фр. А. Г. Погоняйло. СПб.: Наука, 2007.

34. Foucault M. Germenevtika sub"ekta [Subject hermeneutics]. Kurs lekcij, prochitannyh v Kollezh de Frans v 1981–1982 uchebnom godu, transl. from French by A. G. Pogonyajlo. St.- Petersburg: Nauka Publ., 2007.

35. Хайдеггер М. Время и бытие / пер. с нем. В. В. Бибихина. М.: Республика, 1993.

36. Hejdegger M. Vremya i bytie [Time and Being], transl. from Germ. by V.V. Bibikhin. Moscow: Respublika Publ., 1993.

37. Хольм С. Философские проблемы в оценке постчеловеческого будущего // Человек. 2016. № 4. С. 5–15.

38. Hol'm S. Filosofskie problemy v ocenke postchelovecheskogo budushchego [Philosophical problems in assessing the posthuman future]. Chelovek. 2016. N 4. P. 5–15.

39. Хоружий С. С. Как обходиться без бытия или механика Латона // Вопросы философии. 2013. № 10. С. 50–66.

40. Horuzhij S. S. Kak obhodit'sya bez bytiya ili mekhanika Latona [How to do without being or Latona's mechanic] Voprosy filosofii. 2013. N 10. P. 50–66.

41. Щедровицкий Г. П. Философия. Наука. Методология. Москва: Шк. Культ. Полит., 1997.

42. Shchedrovitskij G. P. Filosofiya. Nauka. Metodologiya [Philosophy. Science. Methodology]. Moscow: Shk. Kul't. Politiki Publ., 1997.

43. Щедровицкий Г. П. Избранные труды. Москва: Шк. Культ. Полит., 1995.

44. Shchedrovitskij G. P. Izbrannije trudi [Selected Works]. Moscow: Shk. Kul’t. Polit. Publ., 1995.

45. Юдин Б. Г. Что там после человека? // Философские науки. 2013. № 8. С. 24–36.

46. Yudin B. G. Chto tam posle cheloveka? [What is there after the person?]. Filosofskie nauki. 2013. N 8. P. 24–36.

47. Bostrom N. A. History of transhumanist thought. Journal of Evolution and Technology. Vol. 14, Iss. 1, 2005.

48. Bostrom N. Superintelligence. Paths, Dangers, Strategies. United Kingdom. Oxford University Press. 2014.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести