Везде
Человек в «умном» городе: антропологические эффекты и гуманитарные риски
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Человек в «умном» городе: антропологические эффекты и гуманитарные риски
Аннотация
Код статьи
S023620070023382-7-1
DOI
10.31857/S023620070023382-7
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Спешилова Елизавета Ивановна 
ORCID: 0000-0002-7859-3526
Аффилиация: Новгородский государственный университет имени Ярослава Мудрого
Адрес: Российская Федерация, 173003 Великий Новгород, ул. Большая Санкт-Петербургская, д. 41
Номер
Том 33 Выпуск №6
Страницы
105-119
Аннотация

Статья посвящена исследованию концепции «умного» города с точки зрения семиотики и антропологии. Основываясь на семиотическом подходе к городскому пространству как к дискурсу, который можно прочитать и интерпретировать, автор анализирует, какие аксиологические коннотации, экзистенциальные смыслы и культурные коды транслируются в «умных» городах. Показывается, что в исходном технологическом понимании «умного» города человек оказывался вытесненным за рамки урбанистического нарратива, однако впоследствии «smart city» начинает трактоваться с учетом «умного» сообщества, с ориентацией на человека и человекоразмерность городского пространства. На примере южнокорейского Сонгдо демонстрируется, что «умный» город, в котором игнорируется культурный контекст и ценностные установки горожан, является функциональным, но семиотически ненасыщенным и безжизненным пространством. В качестве аксиологической особенности, характерной для «умных» городов, отмечается их антиисторичность: прошлое и неупорядоченное, некомфортное настоящее получают негативную оценку, тогда как технологически совершенное будущее идеализируется и оценивается максимально позитивно. Более того, в концепции «умного» города трансформируется культурная оппозиция городского как искусственного и природного как естественного. «Умные» города реконструируют идею «города-сада», опираясь не на стремление покорить природу и эксплуатировать ее ресурсы, а на необходимость и экзистенциальную целительность контакта человека с природой. Вместе с тем, положительные антропологические эффекты «умной» трансформации городов, связанные с оптимизацией повседневных жизненных процессов горожан, сопровождаются определенными гуманитарными рисками. К числу таких рисков автор относит возрастающее «нервное напряжение» горожан, вызванное ускорением темпа городской жизни и усложнением городских технологий; усугубление социального неравенства и общественной поляризации; уменьшение социальных связей и атомизацию субъектов. Кроме того, акцентируется внимание на том, что распоряжение и управление городскими данными с помощью «умных» технологий предстает новой формой скрытого контроля общества.

Ключевые слова
«умный» город, семиотический подход, антропология, урбанистика, информационно-коммуникационные технологии, гуманитарные риски
Классификатор
Получено
20.12.2022
Дата публикации
28.12.2022
Всего подписок
7
Всего просмотров
580
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
Дополнительные сервисы на все выпуски за 2022 год
Преимущества сервисов
4365 руб. / 87.0 SU
1 Повестка, связанная с трансформацией городской среды, наполнением ее современными информационными и технологическими решениями, стала весьма актуальной для урбанистической мысли в последние несколько десятилетий. Поскольку новый технологический уклад пронизывает не только личную повседневность, но и многие социальные институты и общественные пространства, в урбанистике возникает и получает развитие концепция «умного» города, то есть города, в котором «умные» устройства интегрированы в городское пространство. Стремление сделать город «умнее», будь то крупный мегаполис или небольшой исторический городок, максимально приветствуется. При этом само понятие «умного» города, а также связанная с ним подразумеваемая трансформация городской среды, как правило, критически не осмысляются, так как заранее предполагается, что цифровизация является безусловным благом для горожан. Вместе с тем, повсеместное распространение «умных» технологий приводит к возникновению антропологических эффектов и культурных преобразований, которые оказываются отнюдь не однозначно позитивными [Husár et al., 2017: 3–4]. В этой связи появляется актуальная необходимость в исследовании антропологических и семиотических аспектов концепции «умного» города, то есть в определении того, какие аксиологические и экзистенциальные коннотации, какие культурные коды явно или латентно задействованы в названной концепции.
2 В рамках семиотического подхода город рассматривается как дискурс, который «действительно является языком: город говорит со своими жителями, мы говорим на языке нашего города — города, в котором мы находимся, просто живя в нем, бродя по нему, глядя на него» [Barthes, 1997: 160]. Методологически такой подход восходит к работам Ю. М. Лотмана, Р. Барта и М. Готтдинера. Так, Ролан Барт полагает, что среда обитания человека представляет собой настоящий дискурс, письмо с его симметриями, противопоставлениями мест, синтаксисом и парадигмами [ibid.: 159]. Любой, кто передвигается по городу, будь то местный житель или турист, является своего рода читателем, который, следуя своим движениям, присваивает фрагменты высказывания города, актуализирует и интерпретирует их. Барт призывает каждого стремиться расшифровать свой город, начав с достижения личного взаимопонимания с ним, и принимать участие в постепенном конструировании его образа. При этом для самого Барта важны не столько исследовательские обзоры или функциональные исследования города, сколько различные варианты авторского, личного прочтения той или иной городской среды, которые, как правило, можно обнаружить только в художественной литературе [ibid.: 163–164]. Любой житель может стать соавтором образа города, то есть не просто занимать пассивную и потребительскую роль пользователя городской инфраструктуры, но оказывать активное и созидательное влияние на свою ойкумену.
3 Созвучные идеи мы находим у Ю. М. Лотмана, который предлагает выделять две основных сферы городской семиотики: «город как пространство» и «город как имя» [Лотман, 1984: 30]. Город как имя получает свое прочтение, прежде всего, в литературных текстах, включаясь в систему культурных символов и мифологических нарративов. Однако нас в данной статье будет интересовать, скорее, город как пространство присутствия человека, причем как коммуникативное пространство, неоднородное в своих значениях и коннотациях.
4 Мультикодовость городского пространства отмечает и М. Готтдинер в статье «Urban Semiotics». Он полагает, что городская семиотика связана с артикуляцией определенной идеологии посредством обитаемого пространства, а в качестве объекта своего анализа рассматривает материальную структуру застроенной среды, ее образ, сформированный обитателями, смысловые коды, обнаруживаемые в пространстве, и дискурс градостроителей, аналитиков и академиков [Gottdiener, 1983: 101]. При этом акцент делается на социальные аспекты производства и трансляции смыслов, на пространственное пересечение различных культурных кодов.
5 Применение семиотического подхода дает возможность по-новому взглянуть на концепцию «умного» города, поскольку благодаря такой методологии мы переносим внимание с функциональных характеристик инновационных городских проектов на содержательные, то есть опираемся не столько на понятие эффективности, сколько на представления жителей «об экзистенциальном комфорте, исторические и мифические нарративы и аксиологические прескрипции» [Аванесов, 2016: 14]. Иначе говоря, город — «умный» или не совсем — рассматривается как человекоразмерное пространство, транслирующие те или иные культурно-исторические смыслы. В связи с этим представляется значимым проанализировать, каким образом «умный» город влияет на своих резидентов, и прояснить, не противоречит ли сама идея формирования «умного» и, как следствие, стандартизированного города идее «городов для людей» [Гейл, 2012]. Мы попытаемся оценить, какие культурные коды и экзистенциальные коннотации связаны с концепцией «умного» города, а также какие антропологические эффекты и гуманитарные риски несет «умная» трансформация городского пространства.
6

Тело и ткань «умного» города
7 О неуловимом, неопределенном и метафорическом характере самого понятия «умный город» («smart city») пишет большинство исследователей, занимающихся данной темой. Существуют десятки различных вариантов интерпретации этого понятия — некоторые из них отличаются друг от друга незначительными смысловыми нюансами, тогда как иные существенно разнятся. Дело осложняется еще и тем, что в современном урбанистическом дискурсе этот термин тесно переплетается с такими новыми концептами, как «цифровой город», «электронный город», «интеллектуальный город», «инновационный город», «кибергород», и с иными популярными теориями, которые так или иначе связывают воедино информационно-коммуникационные технологические преобразования с экономическими, политическими, социально-экономическими и культурными изменениями [Hollands, 2008: 305]. Иначе говоря, мы видим сформировавшийся кластер разнообразных понятий, нестрогим образом ассоциирующихся с концепцией «умного» города и подчеркивающих значительное влияние технологических инноваций на городскую среду. Данный кластер, по сути, представляет собой не столько «доктрину или консистентную и последовательную политику», сколько «дискурс или дискурсивную туманность» [Хестанов, Сувалко, 2022: 8], в которой в том или ином аспекте схватывается и анализируется поток технических трансформаций города.
8 В первом приближении «умный» город можно обозначить как город, в пространство которого интегрированы различные информационно-коммуникационные технологии для управления городской инфраструктурой (транспортными потоками, системами ЖКХ, образованием, медициной и т. д.) с целью улучшения качества жизни горожан и повышения эффективности распоряжения городскими ресурсами. В этом смысле телом «умного» города является его технологический каркас на уровне hardware (аппаратного обеспечения) — распределенная сеть интеллектуальных сенсорных узлов, датчиков контроля, систем фото- и видеонаблюдения, а также устройств, поддерживающих 5G. Все эти узлы-органы «считывают», анализируют и интерпретируют по заданным алгоритмам поступающую извне информацию, формируя тем самым большие городские данные, и с помощью software (программного обеспечения) транслируют по сети эти данные горожанам или соответствующим муниципальным структурам в режиме реального времени. Таким образом, в концепции «умных» городов реализуется phygital-подход: physical дополняется digital, функциональные возможности реальной городской среды, ее «денотативные коды» обогащаются соответствующими цифровыми значениями, «символическими» коннотациями, располагающими к определенному поведению [Эко, 2006: 262–275], и образуют пространственный гипертекст.
9 Вместе с тем многие современные исследователи отмечают, что информационные технологии сами по себе не создают «умный» город. Так, Холландс полагает, что «прогрессивные “умные” города должны всерьез начинать с людей и человеческого капитала, а не слепо верить, что IT сами по себе могут автоматически преобразовать и улучшить города» [Hollands, 2008: 315]. С ним солидарны авторы статьи «Smart Cities in Europe», которые считают город «умным», когда «инвестиции в человеческий и социальный капитал, традиционную (транспорт) и современную (ИКТ) коммуникационную инфраструктуру способствуют устойчивому экономическому росту и высокому качеству жизни при мудром распоряжении природными ресурсами посредством совместного управления» [Caragliu et al., 2011: 70], тем самым свидетельствуя о недостаточности исключительно технологического подхода к определению «умного» города. Эту же мысль развивают М. Дикин и Х. Аль Ваер, делая акцент не на технических аспектах современных разработок, а на рассмотрении «социального капитала, который имеет решающее значение не только для обеспечения информационных и коммуникативных качеств, но и для выявления более широкой экологической и культурной роли, которую такие технологии играют в поддержке перехода к умным городам» [Deakin, Al Waer, 2011: 144]. Кроме того, среди различных исследовательских подходов можно встретить неклассическую интерпретацию «умного» города как города, способного «производить удовольствие, вовлекать человека в игровое взаимодействие с урбанизированной средой»; в таком случае «критерием успеха политики умного города будет не столько полная или тотальная цифровизация или создание технологического “каркаса”, сколько проектирование города как технологической среды с мощным эмоциональным потенциалом» [Хестанов, Сувалко, 2022: 10]. Так или иначе, многие авторы подчеркивают ограниченность технологического понимания «умного» города, переходят от распространенной в начале 2000-х годов модели «умного» города как «самооценивающейся и самокорректирующейся системы, основанной на цифровых технологиях», в которой человек «вынесен за скобки» [Щербинин, 2018: 184], к осознанию того, что «умный» город невозможен без «умного» сообщества, креативного и вовлеченного в городскую жизнь.
10 Таким образом, можно констатировать, что ткань «умного» города — это те социальные связи, которые возникают при распространении «умных» технологических решений в городской среде и которые сопутствуют самим этим технологиям. Как пишет Шарон Зукин, «инновационные районы, коворкинги, инкубаторы и акселераторы не просто меняют географию города, они создают габитус, как это называют социологи, для социализации нового вида работников» [Зукин, 2022: 28]. Новый городской технологический уклад, безусловно, оказывает влияние на качество, стиль и смысл жизни человека в городе, меняет практику взаимоотношений человека с городской средой, делает ее более сложной и динамичной. Каждая внешняя и видимая цифровая трансформация приводит к антропологическим изменениям: от «каждой точки на поверхности бытия, которая, казалось бы, полностью принадлежит этой поверхности, можно опустить лот в глубину человеческих душ» [Зиммель, 2018: 84–85]. Без вовлеченности человека «умный» город является функциональным, но безжизненным и пустынным пространством.
11 Яркое подтверждение данного тезиса — пример южнокорейского «умного» города Сонгдо, тщательно продуманного с точки зрения планировки и технологий, однако неисторичного, культурно, социально, семиотически и аксиологически ненасыщенного. Директивное планирование города по принципу «сверху вниз», руководство которым было основано на транснациональном видении и не учитывало реальных интересов и потребностей общества [Husár et al., 2017: 5–6], привело к усилению социального неравенства и оттоку населения из технологичного, но экзистенциально нейтрального пространства. Как отмечает Адам Гринфилд, разработчикам «умных» городов «не хватает понимания того, как города на самом деле создают ценность для людей, которые в них живут» [Greenfield, 2013]. Сонгдо — это, по сути, город, ориентированный на европейские и американские модели урбанизации, «город, представляющий собой коллаж западных городов», то есть «антикорейский» город [Kim, 2014: 334]. Город, вырванный из внутреннего контекста и игнорирующий представления местных жителей о комфортной и осмысленной среде, оказывается футуристистической техноутопией, неким ярлыком и шаблоном, непривлекательным для реальной жизни.
12 Отсутствие социальной ткани, связывающей воедино пользователей различных «умных» систем, приводит к торжеству чистой функциональности и дегуманизации городского пространства. Только «умное» сообщество, по мнению современных исследователей, действительно может сделать город «умным» и при этом наполненным жизнью. В таком случае просто «умный» город трансформируется в «умный город, ориентированный на человека», то есть в город, в котором правительство активно привлекает горожан, взаимодействуя с любыми формами их виртуального и реального объединения, к совместному проектированию и принятию решений, связанных с информационно-коммуникационными технологиями [Колодий и др., 2020: 103]. Тогда есть шанс, что в процессе сотворчества сформируется «город для людей», город, в котором должное внимание уделено людям, а само городское пространство приобретает «человеческий масштаб» [Гейл, 2012: 3–6], становится человекоразмерным.
13

Антропология «умного» города
14 Городское пространство — это не только «система функционально обусловленных материальных тел» [Аванесов, 2018: 12], то есть определенный ландшафт с различными зданиями, площадями, улицами, парками и иными объектами, но и место, наполненное культурными смыслами и ценностями, жизненный мир человека и та коммуникативная среда, в которой он находится. Если исторически строительство города являлось «сакральным действием» и, например, в христианской традиции начиналось с возведения храма — источника святости, к которому могли приобщиться жители [Смирнов, 2019: 22], то сейчас градостроительные процессы лишены этого сакрального измерения. Нередко развитие города определяется в первую очередь коммерческими интересами, стремлением получить максимальную прибыль с доступной для использования территории. Это приводит к появлению обезличенного, формального и холодного городского окружения — городских комплексов, где «расстояния, пространства и дома огромны, застроенные территории обширны, деталей мало и нет или почти нет людей» [Гейл, 2012: 53]. Как пишет Ян Гейл, подобный подход в градостроительстве провоцирует снижение социальных и культурных функций города и деградацию традиционной функции «городского пространства как места встречи и общения горожан» [там же: 3]. Центральную роль в развитии городских территорий должны играть принципы уважения к человеку и заботы о городских жителях, тогда становится возможным «возвращение человеком себе города, возвращение соразмерности человека и города» [Смирнов, 2019: 27]. Городская среда в таком случае рассматривается, прежде всего, как место присутствия человека, «оптимум для реализации сущности человека» [Горнова, 2018: 47] и пространство поиска им своей индивидуальной траектории в ткани «умного» города.
15 Вместе с тем важно отметить интересную аксиологическую особенность, характерную для концепции «умных» городов: нередко такой «идеальный искусственный город, создаваемый как реализация рационалистической утопии, лишен истории» и «семиотических резервов», связанных с культурным наследием, социальной памятью, многогранностью и многоаспектностью национальных кодов. По мнению Ю.М. Лотмана, «технизация города, столь бурно протекающая в XX веке, неизбежно приводит к разрушению города как исторического организма» [Лотман, 1984: 35–36]. Историческое прошлое и даже настоящее гóрода оценивается негативно как нечто несовершенное, неупорядоченное и трудно контролируемое, тогда как светлое и «умное» будущее «получает высокую аксиологическую характеристику» [там же: 31], поскольку предполагается, что интеграция «умных» технологий в городскую среду сделает ее более упорядоченной, управляемой и, значит, комфортной. В настоящий момент «умные» системы почти не используются для актуализации исторического наследия городов, тогда как подобное их применение имеет значительный потенциал в плане ревитализации городского пространства и наделения его смыслами [«Умные» города, 2020: 54], семантическими ресурсами.
16 Кроме того, в концепции «умного» города переосмысляется классическая оппозиция городского как искусственного и природного как естественного. Луис Вирт писал, что «еще нигде человечество не отрывалось так далеко от органической природы, как в тех жизненных условиях, которые свойственны крупным городам» [Вирт, 2016: 7]. Крупные города XIX–XX веков, характеризующиеся экспоненциальным ростом численности населения, промышленной революцией и последовательным увеличением интенсивности автомобильного движения, отличались загрязненностью воздуха, постоянным уличным шумом, отсутствием зеленых зон и представляли собой резкую оппозицию «сельскому», натуральному и естественному. «Город становился образом такого мира, полностью созданного человеком, мира более рационального, чем природный»; а само рациональное при этом мыслилось как «антиприродное» [Лотман, 2000: 680]. Природа вытеснялась за пределы городской среды: чтобы «выехать на природу», город необходимо было покинуть. Однако одним из ключевых параметров «умных» городов является ориентация на экологичность, поэтому отношение к «натуральному» оказывается совершенно иным. «Умные» города возрождают идею «города-сада», опираясь не на стремление покорить природу и максимально эксплуатировать ее ресурсы, а на необходимость и экзистенциальную целительность контакта человека с природой, внимательное и участное отношение к ней. Таким образом, «умная» городская среда предстает как естественная, во-первых, поскольку именно она, по сути, есть то исходное пространство, в которое человек первоначально попадает и в котором затем реализуется, и, во-вторых, так как природное дополняет комплексы искусственных объектов, вовлекается, интегрируется в городскую местность, наделяя ее рекреационными возможностями.
17 Положительные антропологические эффекты «умной» трансформации городов, связанные с оптимизацией повседневных жизненных процессов горожан, в то же время сопровождаются определенными гуманитарными рисками, о которых, как правило, скромно умалчивают. В первую очередь, здесь можно отметить возрастающее «нервное напряжение» городского жителя, которое проистекает «из личной фрустрации» и «усугубляется быстрым темпом жизни и сложными технологиями» [Вирт, 2016: 31; ср. Зиммель, 2018: 77]. Ускорение темпа городской жизни и усложнение городских технологий является повседневным фактом, с которым сталкиваются горожане; при этом не важно, согласны ли они с таким положением дел или нет. В этом отношении концепция «умных» городов ориентирована, прежде всего, на образованных, творческих, проактивных жителей, высококвалифицированных специалистов и уверенных пользователей современных информационно-коммуникационных систем, в то время как иные категории горожан остаются за пределами «умного» внимания. Подобное игнорирование гетерогенности городского населения и приоритет определенного типа городских жителей над другими приводит к усугублению социального неравенства, общественной поляризации, а также дискриминации и маргинализации слоев общества [Benedikt, 2016: 32], остающихся на периферии процессов технологического развития. Отвечая на вопрос «что может предложить “умный” город “менее” умным/творческим слоям населения?», Роберт Холландс подчеркивает, что в концепции «умных» городов в значительной степени не раскрывается потенциал использования IT-технологий для содействия социальной интеграции [Hollands, 2008: 312], инклюзивности, воспитанию гражданской активности и культуры.
18 Наряду с этим, ряд исследователей указывает на риск уменьшения социальных связей в качестве одного из побочных антропологических эффектов развития «умных» городских технологий [Husár M. et al., 2017: 6]. Чж. Ким пишет, что «повсеместно автоматизированная и цифровая жизнь основывается на технологических достижениях, разработанных для обеспечения всех удобств как в частной, так и в общественной сферах, где даже минимум социализации становится ненужным», и предполагает, что распространение технологий приводит к закату общественной уличной жизни [Kim, 2014: 349]. Возможность дистанционного решения обыденных задач может привести к усилению атомизации и социальной изоляции городских жителей.
19 Помимо этого, опасения вызывает и тот факт, что в основе идеи «умных» городов лежит коммерческий интерес крупных технологических компаний (IBM, Cisco, Siemens и др.), которые стремятся постоянно увеличивать свою прибыль [Shelton et al., 2015: 14], используя термин «smart city» в маркетинговых целях и рассматривая человека исключительно в контексте экономических и властных отношений. Концепция «умного» города создает иллюзию нейтральности, объективности и деполитизированности городских больших данных, однако «данные не существуют независимо от идей, методов, технологий, людей и контекстов, которые их создают, производят, обрабатывают, анализируют, хранят и управляют ими» [Kitchin, 2014: 8]. В этом свете распоряжение и управление городскими данными предстает новой формой контроля общества – «кибернетического контроля, осуществляемого через децентрализованное знание» с помощью сетевой коммуникации [Krivý, 2018: 6]. «Умные» технологии могут вполне успешно использоваться для цензуры и манипулятивного воздействия, направленного на «сознание и подсознание индивида», который, поступая «как бы по своей воле, уверенный в том, что действует субъектно, сознательно самоопределяясь» [Апресян и др., 2018: 71], оказывается, по сути, ведомым и контролируемым через модуляцию общественного мнения, внимания, желаний, убеждений и поведения городских жителей [Krivý, 2018: 14]. Человек в этом случае редуцируется до одного из элементов городской системы, пользователя «умной» инфраструктуры, которого можно мягко направлять в рамках разнообразных, но, тем не менее, заданных алгоритмов действия.
20

⁎⁎⁎
21 Неопределенность и туманность, открытость и неуловимость понятия «умный город» является одним из аспектов тактической привлекательности концепции «умных» городов в урбанистическом дискурсе. Технологическая интерпретация «умного» города только как пространства, наполненного информационно-коммуникационными системами, тем не менее, должна дополняться ориентацией на человека, его экзистенциальные ценности и смыслы. В таком случае в «умной» городской среде реализуется идея «городов для людей», а сам «умный» город становится человекоразмерным.
22 «Умные» технологии оказывают неоднозначное антропологическое влияние на городского жителя. Они могут выступать и стимулом для возникновения новых социальных связей, и механизмом социальной изоляции, представлять собой как инструмент для интеграции различных слоев населения в ткань города, так и причину усугубления классового неравенства и общественной дифференциации, служить средством обеспечения комфорта и в то же время быть причиной психологических кризисов и девиаций. Иначе говоря, мы должны видеть как «темную», так и «светлую» сторону перспективы внедрения «умных» систем в городскую среду; только таким образом мы получим полную картину событий, происходящих с современным городским человеком.
23 Семиотический анализ «умного» городского нарратива показывает свойственную ему утопичность, антиисторичность и аксиологическую устремленность к будущему технологическому совершенству. Вместе с тем не стоит уповать на «умные» системы как на панацею от всех городских трудностей, иначе концепт smart city окажется «чем-то вроде знаменитого из античных трагедий “Deus ex machina”, того божества, опускаемого на сцену в театральной машине, которое в единый миг решает все проблемы» [Глазычев, 2011: 348]. Технологиями управляют люди, и именно их участное и ответственное отношение к городской среде, забота о себе в городе и о самом городе как месте реализации себя делает пространство города действительно умным, отражающим в себе мудрость многих поколений горожан.

Библиография

1. Аванесов С.С. Визуальная семиотика города: перспектива исследования городских текстов // ΠΡΑΞΗΜΑ. Проблемы визуальной семиотики. 2016. № 4(10). С. 9–22.

2. Аванесов С.С. Городское пространство как антропологический феномен // ΠΡΑΞΗMΑ. Проблемы визуальной семиотики. 2018. № 2(16). С. 10–31.

3. Апресян Р.Г., Артемьева О.В., Прокофьев А.В. Феномен моральной императивности. Критические очерки. М.: ИФ РАН, 2018.

4. Вирт Л. Урбанизм как образ жизни / пер. с англ. В. Николаева. М.: Strelka Press, 2016.

5. Гейл Я. Города для людей / пер. с англ. А. Токтонова. М.: Альпина Паблишер, 2012.

6. Глазычев В.Л. Город без границ. М.: Территория будущего, 2011.

7. Горнова Г.В. Cоразмерность города и человека: проблемы формирования городской идентичности // ΠΡΑΞΗMΑ. Проблемы визуальной семиотики. 2018. № 3(17). С. 43–56.

8. Зиммель Г. Большие города и духовная жизнь / пер. с нем. К. Левинсона. М.: Strelka Press, 2018.

9. Зукин Ш. Вообразить инновации / пер. с англ. И. Кушнаревой // Городские исследования и практики. 2022. Т. 7, № 1. С. 22–33.

10. Колодий Н.А., Иванова В.С., Гончарова Н.А. Умный город: особенности концепции, специфика адаптации к российским реалиям // Социологический журнал. 2020. Т. 26. № 2. С. 102–123.

11. Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Труды по знаковым системам. Вып. 18. Тарту: Изд-во Тартуского государственного университета, 1984. С. 30–45.

12. Лотман Ю.М. Архитектура в контексте культуры // Лотман Ю.М. Семиосфера. Санкт-Петербург: Искусство–СПБ, 2000. С. 676–683.

13. Смирнов С.А. Человекоразмерность города // ΠΡΑΞΗMΑ. Проблемы визуальной семиотики. 2019. № 2(20). С. 13–32.

14. «Умные» города для устойчивого развития. Аналитический альманах фонда «Московский центр урбанистики «Город» / гл. ред. А.Н. Расходчиков. 2020. № 1(14).

15. Хестанов Р.З., Сувалко А.С. Кто принимает решения в умном городе // Городские исследования и практики. 2022. Т. 7. № 1. С. 6–21.

16. Щербинин А.И. «Умные города» — тренд XXI века: вызовы времени и российские практики // ΠΡΑΞΗΜΑ. Проблемы визуальной семиотики. 2018. № 3(17). С. 179–191.

17. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию / пер. с ит. В. Резник и А. Погоняйло. Санкт-Петербург: Symposium, 2006.

18. Barthes R. Semiology and the Urban. Rethinking Architecture, ed. by N. Leach. London & New York: Routledge, 1997. P. 158–164.

19. Benedikt O. The Valuable Citizens of Smart Cities: The Case of Songdo City. Graduate Journal of Social Science. 2016. Vol. 12, Iss. 2. P. 17–36.

20. Caragliu A., Del Bo Ch. & Nijkamp P. Smart Cities in Europe. Journal of Urban Technology. 2011. Vol. 18. N 2. P. 65–82.

21. Deakin M., Al Waer H. From Intelligent to Smart Cities. Intelligent Buildings International. 2011. Vol. 3. Iss. 3. P. 140–152.

22. Gottdiener M. Urban Semiotics. Remaking the City: Social Science Perspectives on Urban Design, J. Pipkin, M. La Gory, J. R. Blau (eds.). Albany: State University of New York Press, 1983. P. 101–114.

23. Greenfield A. Against the Smart City. New York, 2013 [Electronic resource]. URL: https://edisciplinas.usp.br/pluginfile.php/5512376/course/section/6012653/Against_the_Smart_City.pdf?time=1597691067775 (date of access: 15.09.2022).

24. Hollands R. Will the Real Smart City Please Stand up? City. 2008. Vol. 12, N 3. P. 303–320.

25. Husár M., Ondrejička V., Varış S.C. Smart Cities and the Idea of Smartness in Urban Development — A Critical Review. IOP Conf. Series: Materials Science and Engineering. 2017. Vol. 245, Iss. 8 [Electronic resource]. URL: https://doi.org/10.1088/1757-899X/245/8/082008 (date of access: 12.09.2022).

26. Kim J.I. Making Cities Global: The New City Development of Songdo, Yujiapu and Lingang. Planning Perspectives. 2014. Vol. 29, N 3. P. 329–356.

27. Kitchin R. The Real-Time City? Big Data and Smart Urbanism. GeoJournal. 2014. Vol. 79. Iss. 1. P. 1–14.

28. Krivý M. Towards a Critique of Cybernetic Urbanism: The Smart City and the Society of Control. Planning Theory. 2018. Vol. 17, Iss. 1. P. 8–30.

29. Shelton T., Zook M., Wiig A. The ‘Actually Existing Smart City’. Cambridge Journal of Regions, Economy and Society. 2015. Vol. 8, Iss. 1. P. 13–25.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести