Везде
Public and Private in the Study of Biosociality and Biocapitalism
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Public and Private in the Study of Biosociality and Biocapitalism
Annotation
PII
S023620070007676-0-1
DOI
10.31857/S023620070007676-0
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Kirill A. Petrov 
Occupation: Senior Researcher
Affiliation:
Volgograd State Medical University
Volgograd Medical Research Center
Address: 1 Pavshikh Bortsov Sq., Volgograd 400131, Russian Federation
Edition
Volume 30 Issue 6
Pages
130-144
Abstract

The concept of biosociality is associated with the problematic of the role of knowledge about life and the laws of inheriting genetic information in the processes of the emergence and formation of social order and the transformation of social practices. An example of such changes can be considered the transformation in modern medical practice of the diagnosed risk of breast cancer to a disease that requires preventive treatment. This case reveals a radical change in the relationship between public health and modern biomedicine. Such changes in social practices are impossible without extrapolating scientific knowledge to the public sphere with its subsequent appropriation by various social groups. This appropriation is made possible by the diffusion of the public/private boundary. At this point, the concept of biosociality intersects with a popular notion of biocapitalism. The term itself is not conventional, along with it are also used concepts such as cognitive or communication capitalism, lively capital. The concept of biocapitalism is a product of development of the traditions of political economy, concerning the reduction of the problem of the genesis of the social order in the field of Economics. Observed in the theory “proven” and “universal” economical laws act as an important source of development of society. The well-known theorist of biocapitalism K.S. Rajan, trying to eliminate this latent universalism, introduces the concept of contingence, removing the strict economic determinism. However, the approach developed by Rajan does not make it possible to conceptually describe the problem of public/private because of the elimination of aspects related to the existence of the level of global capital. Following J. Damit and T. Tanner, the author of this article seeks a solution to this problem in the analysis of new forms of commodity fetishism inherent in biocapitalism.

Keywords
biosociality, biocapitalism, private, public, commodity fetishism, symptom fetishism, K. Marx, neoliberalism, STS, overdetermination
Received
12.12.2019
Date of publication
12.12.2019
Number of purchasers
78
Views
1848
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for the issue
Services benefits
800 RUB / 16.0 SU
1 Проблема публичного и частного — одна из ключевых для исследования биосоциальности и биокапитализма. Будучи связанными с вопросами патентного права, категории публичного/частного определяют способы как распространения научного знания, так и формирования точек технологического роста, экономического развития. Все возрастающая технологизация медицинского знания, превращение его в биомедицину способствуют изменению различного рода политик в области здравоохранения. Болезнь перестает быть частным делом, теперь она предмет публичной заботы биовласти или элемент рыночной экономики. Этот смещение болезни из области частного в публичное пространство порождает различные формы активизма, зачастую предполагающие большего участия больных в медицинской практике. Однако проблема публичного/частного не ограничивается набором эмпирически наблюдаемых событий, она оказывается неразрывно связанной с формой теоретического поиска. Заявляемая многими исследователями позиция отказа от глобальных теоретических конструкций и обобщений, недоверие к «тотальным» теориям, внимание к локальному и частному задают исследовательскую оптику, определяющую формы анализа биосоциальности и биокапитализма. В ряде исследований сам биокапитализм превращается в «невидимый» объект. Эти два замкнутых контура проблемы публичного/частного — эмпирический и теоретический — определяют структуру данного исследования. В данной статье попытаемся вначале очертить роль категорий публичного/частного в формировании системы публичной политики и права, а затем проанализировать влияние различения публичного и частного на теоретические основания исследований биосоциальности и биокапитализма. По нашему мнению, эпистемологическая ориентация на «локальное знание» приводит к тому, что сам биокапитализм превращается в эпифеномен либо неолиберализма, либо контекстуального связывания эмпирически фиксируемых явлений. В последней части статьи попробуем разрешить теоретические трудности в исследованиях биокапитализма, вытекающие из противопоставления публичного и частного. Правильное понимание процессов, определяющих как биосоциальность, так и биокапитализм, возможно посредством ревитализации марксистской идеи товарного фетишизма.
2

Патенты и активизм: право на знание и болезнь в исследованиях биосоциальности
3 Трудно найти общую теоретическую рамку, дающую необходимый набор аналитических инструментов для всех исследователей капитализма и его новейших форм. Вследствие этого гуманитарные исследования капитализма характеризуются наличием огромного количества концептов, которые соединяют в себе базовую интуицию радикальных изменений общества, науки и технологий, связанных с распространением неолиберальной экономической модели. Интеллектуальная догадка о сути происходящих hic et nunc перемен схватывается гибридизированными понятиями: биокапитализм, коммуникативный биокапитализм [8], когнитивный капитализм [3], жизненный капитализм [15] и т.д. Их перечисление позволяет очертить территорию, внутри которой происходят наиболее важные для теоретиков изменения. Такое концептуальное разнообразие является наилучшим подтверждением слов А. Корсани о том, что отстаиваемая ею гипотеза когнитивного капитализма оказывается в большей степени общим проблемным полем, чем реальным объектом [3, с. 123]. Американский антрополог индийского происхождения К.С. Раджан выделяет несколько факторов, определивших появление биокапитализма как одной из последних фаз капитализма [14, p. 6]. Указанные факторы являют собой разного рода дискуссии, политические или судебные решения, представленные в публичном пространстве. Само это пространство неоднородно и наполнено противоречиями и конфликтами [9, р. 21]. Приведенные Раджаном факторы репрезентируют в области публичного эффекты взаимовлияния науки и экономики.
4 Данный аспект публичности, в которой дискуссии или судебные решения отражают сложные процессы взаимного конструирования, описывается теоретиками STS (Science and Technology Studies1) при помощи концепта со-производства. Одним из самых неоднозначных примеров подобного со-производства может служить известный кейс, проанализированный Дж.Р. Фоскет в статье «Риск рака груди как заболевание» [11]. Исследовательница пишет о том, что «с расширением технонаучных инструментов биомедицинского наблюдения во все более обширные области человеческих тел и жизней быть “в опасности” становится все более распространенным диагнозом, со своим собственным набором предписаний, рецептов и методов лечения» [ibid., р. 331]. Фоскет указывает на неудачи, сопровождавшие клинические испытания тамоксифена. Так, в Европе однозначно не подтверждались данные, полученные в Америке, что могло быть связано с иными методиками определения групп риска. Несмотря на это, в 1998 году FDA (Food and Drug Administration2) одобрило применение тамоксифена для «краткосрочного снижения риска рака молочной железы в группе высокого риска» [ibid., р. 348].
1. Исследования науки и технологии.

2. Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (США).
5 Использование тамоксифена для «снижения риска» иллюстрирует то, что Дж.Р. Фоскет называет «проблематизацией нормы» [ibid., р. 332]. Это решение затрагивает все медицинское знание. Теперь больше нет необходимости выявлять симптомы для того, чтобы назначить прием препарата. Определение риска перестает быть только проблемой медицинского знания, но маркирует то, что Ш. Ясанофф назвала «гражданской эпистемологией». Так, в принятии решения могут участвовать самые разные акторы — «будь то фермеры, которые используют пестициды, корпорации, которые производят химические вещества, или активисты женского здравоохранения, которые оспаривают утверждение, что аборты увеличивают риск рака молочной железы» [ibid., р. 331]. Именно их публичные действия определяют то, каким образом ученые, политики и врачи будут бороться с раком груди. Подобные формы взаимодействия «схватываются» понятием со-производства.
6 Научное знание становится не только точкой притяжения инвестиций фармацевтических компаний, надеющихся извлечь из них выгоду. Само знание оказывается источником политических решений, например предпосылкой для изменения границы понимания болезни или профилактики. Для исследований биосоциальности особенно важно то, что, став публичным, доступным, научное знание может выступить в качестве основания новой формы коллективной идентичности. Общность диагноза мобилизует пациентов включаться в группы активистов, способных оказывать влияние на направление научных исследований: «Движение больных раком молочной железы бросило вызов использованию радикальной мастэктомии в качестве фактического лечения, выступая за более широкое участие пациентов в хирургических решениях» [7, p. 73]. Нельзя недооценивать их влияние и на смещение интереса исследователей лечения рака молочной железы к химиопрофилактике и более раннему диагностированию.
7 Со-производство как взаимное изменение капитала и знания создает область публичного. Частные интересы и локальные позиции сталкиваются, проникают друг в друга и трансформируются. Анализ со-производства, произведенный Ш. Ясанофф, начинается с демонстрации предпосылок, определивших текущее состояние знания и капитала [13]. По ее мнению, в США идея четкого разграничения фундаментальных и прикладных исследований возникла после Второй мировой войны. Со временем идея науки как «унитарной практики начала рушиться» [ibid., р. 229]. Произошло размывание четкой демаркационной линии не только между фундаментальной и прикладной наукой, но и между наукой и промышленностью. Как отмечает Ясанофф, больше всего от этой диффузии границ выиграла биология. Сильная зависимость теоретической биологии от технологий, различного рода прикладных исследований и производственной среды вообще привела к тому, что именно в данной области смычка производства знания и производства капитала ощущается острее всего.
8 Со-производство представляет собой взаимное изменение знания и капитала. Но осуществляется такая работа не посредством согласия и примирения, а посредством конфликта и дискуссии. Поскольку подобные конфликты затрагивают не только интересы отдельных акторов, но и общественные интересы, то и разрешение этих конфликтов возможно только в сфере публичного. Ш. Ясанофф в статье «Taking Life: Private Rights in Public Nature» («Извлекая жизнь: частные права и общая природа») дает подробный анализ, каким образом конфликты в области со-производства конструируют публичное пространство. В вводной части исследовательница ставит три вопроса: «Когда что-то в природе становится собственностью? Когда можно им владеть, манипулировать, его обменивать, отдавать, полностью использовать или даже уничтожать? Имеет ли значение, если эта вещь живая?» [12, p. 155]. Ясанофф начинает с краеугольного камня, то есть юридического соотнесения понятий собственности и природы — земли. В конституции США указано, что никакая собственность не может быть отнята в целях публичного использования у владельца без компенсации. Примеров подобной практики можно привести множество: скажем, изъятие частной земельной собственности для прокладки автомобильной трассы. Как отмечает Ясанофф, логика законодательства в данном отношении вполне утилитарна. С живыми существами все обстоит иначе: «Западные правовые системы исходят из того, что живая природа принадлежит всем: именно взятие природы в личных целях должно быть запрещено или строго регламентировано. Природа считается общим достоянием человечества» [ibid., p. 157]. Чтобы нечто из области живой природы могло быть частью собственности, оно должно быть качественно изменено. «Объект патентной заявки должен быть четко обозначен, даже отделен от природы как создание человеческой изобретательности и предприимчивости. Он должен быть результатом изобретения, а не открытия. Он должен переносить запатентованную вещь из природы в культуру» [ibid., p. 158]. Более того, патент должен не просто извлекаться из природы, но также обладать способностью приносить прибыль, «циркулировать в коммерческой сфере» [ibid., p. 158].
9 Набор техник и объектов, которые подпадают под данное определение, огромен: начиная от замороженных гамет, необходимых для использования в новых репродуктивных технологиях, и заканчивая клонированными животными. Часть живой природы, по мнению Ш. Ясанофф, может стать частной собственностью в том случае, если некто смогут убедить власти в том, что «они извлекли или синтезировали то, что больше не относилось должным образом к сфере естественного и в то же время было новым, неочевидным и полезным» [ibid., p. 172]. Исследовательница указывает, что все подобные представления апробируются в публичных судебных прениях или законодательных проектах; кроме того, в них самих уже заложено противопоставление личных, частных интересов и интересов общественных, публичных, но в любом случае они затрагивают базовые представлении о том, что такое природа [ibid., p.160].
10 Решение проблемы соотношения публичного и частного выходит за рамки эмпирических исследований не только потому, что она затрагивает базовые философские основания правовых систем и основные «метафизические» представления о границе природы и культуры. Адекватное понимание сути противоречия возможно только сквозь призму описания масштабных трансформаций социального, задающих саму возможность противопоставления публичного и частного. Признание права на объект, извлеченный из живой природы, основывается на его возможности включения в циркуляцию капитала. Следовательно, рамка исследования публичного/частного должна определяться анализом капитала и капитализма. Здесь наш анализ смещается в сторону исследования биокапитализма — того общего проблемного поля, в котором соединяются проблема со-производства капитала/знания и проблематика публичного/частного.
11

«Невидимый» объект: теории биокапитализма

12 Смысловое ядро анализа новейших форм капитала прекрасно демонстрирует А. Корсани. Оно представляет собой описание отношения между капиталом, знанием и жизнью. Несмотря на довольно тщательный критической разбор когнитивного капитализма, Корсани избегает употребления слова «теория», называя свой подход «гипотезой». Исследовательница особо оговаривает условия, в которых осуществляется анализ капитала. Она подчеркивает ограниченность или частичность взгляда ученого на когнитивный капитализм. Более того, эта частичность для нее является необходимым эпистемологическим условием «критического анализа системы». Данный принцип «локального знания» [3, с. 126] А. Корсани, по ее собственным словам, заимствует у феминистской критики и теории власти М. Фуко. Похожие идеи просматриваются не только в работе Корсани, сегодняшняя критика капитализма начинается с демонстративного изгнания гегелевского абсолютного духа и отказа от претензии на тотальность теоретического описания. Поэтому подавляющее большинство критических работ выполнены с позиции «локального знания», например исследования биокапитализма в русле феминистских теорий [18] или постколониальных разработок [17]. В то же время эпистемологическая установка на локальность знания не мешает Корсани сделать несколько предположений, которые выходят за рамки отстаиваемой ею частичности. Когнитивный капитализм она называет «новой фазой капитализма» [3, с. 130], а сам капитализм характеризует как глобальный исторический процесс.
13 Глобальный исторический процесс оказывается для А. Корсани фоном, на котором обретают свои черты множественные формы капитализма [там же, с. 127]. Подобная множественность означает, что от исследователя скрыты механизмы исторического развития, но доступны локализованные в пространстве и времени структуры. При этом множественность капитализма, как и сам биокапитализм, парадоксальным образом возникают в перспективе масштабного вѝдения исторического процесса. Здесь следует зафиксировать противоречие: принцип локального знания ограничивает возможности теоретика увидеть за множественностью форм универсальные принципы капиталистической системы, воплощаемые в истории. Разрыв между частичной «локальной эпистемологической установкой» и глобальным характером наблюдаемых процессов слишком серьезен, а потому требует специального рассмотрения. Невозможность исследовать сущность биокапитализма как новой фазы развития капитализма в качестве глобального исторического процесса с отстаиваемой ею локальной позиции толкает Корсани к поиску наблюдаемых феноменов меньшего масштаба. Таким явлением «среднего уровня» оказывается неолиберальная экономическая политика.
14 Смысл неолиберализма заключается в распространении рыночных принципов регулирования в те области, где конкуренция и неравенство ранее не были нормативными принципами. Такое агрессивное изменение правил часто сопровождается публичной полемикой и изменением законодательства, что относительно легко может быть зафиксировано наблюдателем. Неолиберализм, в отличие как от капитала, так и биокапитала, репрезентирован в области публичного, а потому открыт для «локального знания». А. Корсани отмечает параллелизм в развитии капитализма и либеральной теории и практики. Именно появление неолиберализма приводит к реформированию капитализма и возникновению биокапитализма. Биокапитализм и когнитивный капитализм для исследовательницы являются всего лишь эпифеноменами неолиберализма.
15 Здесь обнаруживается правота парадоксального утверждения Н. Срничека, назвавшего капитализм «отсутствующим не-объектом». «Его экономика недоступна прямому восприятию. Она распылена во времени и пространстве» [6]. Чтобы каким-либо способом схватить этот ускользающий не-объект, исследователь обращается к идее «когнитивной картографии» Ф. Джеймисона. Для Срничека важно, что ранний капитализм «позволял установить связь между нашими локальными феноменологическими впечатлениями и экономической структурой, которая их детерминировала» [6]. Иными словами, тот самый разрыв между локальной позицией исследователя и глобальными процессами был заполнен философскими и политэкономическими идеями марксизма. Глобальный капитал мог быть отражен в локальной позиции наблюдателя благодаря критически усвоенной К. Марксом гегелевской диалектике, допускавшей не просто существование тотальной теории, но и теории тотальности. В этом отношении сама по себе проблема невозможности выразить глобальные процессы капитала на языке локальной позиции — ключевая черта новейших форм капитализма.
16 Иную форму теоретического анализа биокапитализма, занявшую место на стыке широко понимаемого марксизма и STS, разрабатывал К.С. Раджан. Основной тезис, отстаиваемый им в книге «Biocapital: The Constitution of Postgenomic Life» («Биокапитал: конституция постгеномной жизни»), звучит следующим образом: «Науки о жизни представляют собой новый облик и новую фазу капитализма и, следовательно, биотехнология является формой предпринимательства, неразрывно связанной с современным капитализмом» [14, р. 5]. Этот первоначальный посыл близок к гипотезе о когнитивном капитале, предлагаемой А. Корсани: на первый план выходят знание и наука в их отношении к капиталу. Но отношение между биокапиталом и технологиями Раджан видит радикально отличным образом [ibid., р. 4]. Уникальность теоретической схемы Раджана можно объяснить посредством раскрытия заимствованного им из философии Л. Альтюссера понятия «сверхдетерминация». Для американского антрополога «сверхдетерминрованное» означает «контекстуально связанное», а не «причинно обусловленное» [ibid., р. 6]. При этом Раджан далек от простого повторения идей Альтюссера, потому его логика требует дополнительной экспликации.
17 К.С. Раджан усиливает идею контекстуальности сверхдетерминации, связывая последнюю с идеей со-производства, в качестве «взаимного воспроизводства знания о жизни и экономических режимов» [ibid., р. 6]. Очевидно, что таких режимов взаимного определения может быть множество. Раджан заключает: «Фундаментальное предположение состоит в том, что капитализм, даже если он сверхдетерминирует появление новой технонауки, является политико-экономической системой, чьи собственные контуры не являются унитарными или жесткими... Скорее, капитализм изменчив и множественен; это всегда капитализмы» [ibid., р. 7]. Кажется, что в концепции Раджана биокапитализм также превращается в отсутствующий не-объект, однако теперь он становится всего лишь эффектом контекстуального связывания множества социальных феноменов. Сама множественность капитализмов является следствием возможного бесконечного числа локальных позиций исследователей, всякий раз по-новому связывающих явления социальной жизни.
18

Товарный фетишизм в исследованиях биокапитализма
19 Позицию К.С. Раджана можно назвать двусмысленной. Чтобы увидеть эту сложность, следует понять, каким образом он трансформирует идею сверхдетерминации. Пытаясь вернуть марксизму статус научной теории, Л. Альтюссер выбирает два объекта для критики внутри «вульгарного» марксизма. Во-первых, это все, что касается наследия гегельянской философии у К. Маркса: Альтюссер доказывает существование эпистемологического разрыва между молодым Марксом — философом-гегельянцем и зрелым Марксом-ученым, для чего вводит понятие «сверхдетерминация». В отличие от Г.В.Ф. Гегеля, противоречие у К. Маркса «неотделимо от структуры всего социального тела, в котором оно себя проявляет, неотделимо от своих формальных условий существования и от тех самых инстанций, которыми оно управляет» [2, с. 146]. Социальные «обстоятельства» и «тенденции» детерминируют противоречие множественными элементами общественной формации. Поэтому, заключает Альтюссер, «мы могли бы сказать, что оно [противоречие] всегда принципиально сверхдетерминировано» [там же].
20 Во-вторых, Л. Альтюссер борется с одним из самых серьезных пороков марксизма — редукционизмом. Наиболее распространенная ошибка среди сторонников идей К. Маркса — сведение всего многообразия социально-политических явлений только к их экономической стороне. Данная проблема остро ощущалась уже основателями марксизма. Ф. Энгельс в известном письме к Й. Блоху замечает, что они с К. Марксом, воздерживаясь от редукционизма, утверждали, что экономика определяет состояние общественных отношений «в конечном счете». Для Альтюссера эта загадочная фраза — «в конечном счете» — оказывается ключевой проблемой. Он настаивает на том, что любое событие социальной жизни не просто детерминировано экономикой, но сверхдетерминировано, перегружено множеством иногда случайных факторов и явлений [там же, с. 163]. Подобная интерпретация марксизма заставляет Альтюссера сделать следующий вывод: Маркса не интересуют действующие субъекты, иначе они и являлись бы предельным основанием, первопричиной всего социального; Маркс исследует «бессубъектные процессы» [1, с. 116]. В этом и состоит проект марксизма как науки. Принцип сверхдетерминации оказывается прочно связанным с идеей бессубъектных процессов. Из поля анализа должны исчезнуть активные субъекты, наделенные волей и разумом. Они заменяются социально-экономическими классами. Устранив из марксистской теории субъектов, Альтюссер сохраняет в ней в качестве реального объекта сам капитал, существующий на глобальном уровне, и его экономические законы.
21 В самом понятии «сверхдетерминация» заложено представление о наличии уровня глобального капитала с его неизменными законами. Следы влияния альтюссеровской трактовки сверхдетерминации обнаруживаются и у К.С. Раджана. Так, он пишет: «Даже если капитализм репрезентирует определенные типы политико-экономических формаций в настоящий момент мировой истории, как утверждает Славой Жижек, он “переопределяет все альтернативные формации, а также неэкономические слои социальной жизни”. Поэтому… важно признать значимость капитала как того, что Жижек называет “конкретной универсалией” нашей исторической эпохи» [14, р. 6]. Биокапитализм выступает здесь как одна из форм или структур, репрезентирующих капитал вообще. Тут важно подчеркнуть, что капитализм не производит биокапитализм, но именно репрезентируется в его конкретных формах и структурах. Однако Раджан стремится объяснить биокапитализм как одну из форм контекстуального связывания различных феноменов, обнаруживаемых в публичном пространстве со-производства. Биокапитализм — это не просто репрезентация капитализма, но скорее его симптом. Придерживаясь позиции локального знания, Раджан, как и многие другие исследователи биокапитала, ищет капитализм в фиксируемых явлениях «среднего уровня», в публичном пространстве политических решений и наблюдаемых экономических политик. И К.С. Раджан, и А. Корсани, и М. Купер [9] прямо заявляют об отказе от теоретизирования по поводу капитала и провозглашают разрыв с марксисткой теорией как формой знания, слишком сильно связанной с тотализацией.
22 Однако отказ от марксисткой теории не носит всепоглощающий характер. Интересный пример возвращения к марксизму при исследовании биокапитализма можно обнаружить в теоретическом эксперименте «БиоМаркс», предпринятым антропологом Дж. Дамитом. В своем исследовании фармацевтического рынка Дамит буквально воспроизводит некоторые логические ходы Маркса из первого тома «Капитала». Но если Маркс полагал, что прибавочная стоимость возникает вследствие присвоения собственником средств производства труда рабочего сверх времени, необходимого для произведения конкретного продукта, то Дамит устанавливает иную зависимость. Для биокапитализма, особенно в той части, где он затрагивает рынок лекарственных препаратов, ключевым компонентом будет не время, но количество медицинских предписаний [10, р. 46]. Фармацевтические компании заинтересованы в проведении клинических испытаний ровно настолько, насколько они обещают увеличить число этих предписаний. Открытие новых групп риска является наилучшим способом капитализации, так как не требует проведения дополнительных исследований и позволяет нарастить продажи уже полученных лекарств. С помощью рекламы потенциальному потребителю дается набор признаков, которые позволяют провести своеобразную самодиагностику. Возникшее ощущение болезни, связанное с конкретным «биомаркером», превращается в симптом, и надежда на излечение становится одним из элементов образования рыночной стоимости продукта [ibid., р. 56]. Этот процесс перехода надежды в симптом и превращение последнего в элемент капитализации прибыли Дамит, по аналогии с марксистским понятием, называет «фетишизмом симптомов». Тема товарного фетишизма, как, впрочем, и фетишизма симптомов, является ключом к решению проблемы публичного/частного, а также проблемы отсутствующего не-объекта — капитала.
23 Концепция товарного фетишизма К. Маркса хорошо исследована, поэтому ограничимся только демонстрацией необходимых для данного анализа элементов. В главе, посвященной товарному фетишизму, Маркс выделяет два типа труда: труд как индивидуальная работа, связанная с затратами сил, мускул и т.д., и труд обобществленный, уже включенный в цепь производственных процессов. Оба они, кажется, радикально противостоят друг другу. По Марксу, люди склонны рассматривать вещи как отвлеченные от их производителей и полагать, что стоимость продуктов труда возникает как результат некоей «самостоятельной» жизни товаров. Товарный фетишизм, таким образом, скрывает от производителей подлинный процесс обретения товаром стоимости [4, с. 78].
24 Демистификация товарного фетишизма не просто открывает роль труда как общего эквивалента, но позволяет увидеть, каким образом глобальный капитал задает диспозицию частного и публичного. Так, в статье «Маркс в Новой Зеландии» Т. Таннер обращается к работам Э. Балибара для прояснения концепта «товарный фетишизм». По его мнению, в сердце проблемы фетишизма лежит вопрос «общей эквивалентности продуктов», «которая абстрактно и в равной степени подчиняет индивидов форме обращения (обращения ценностей, обращения обязательств)» [16, p. 220]. Для Таннера важно подчеркнуть, что Балибар связывает эту общность с идеей «юридического фетишизма», «перемещая область стоимости от труда к праву» [ibid., p. 220]. В дополнение к миру товаров существует символическая структура, задающая характер стоимости продуктов на рынке. Указанная символическая структура обсуждалась в данной работе дважды — в виде юридического фетишизма применительно к анализу собственности на объекты живой природы Ш. Ясанофф и в виде фетишизма симптомов Дж. Дамита. Наличие этой общей символической структуры позволяет увидеть уровень глобального капитала и определить проблему частного/публичного как способ фетишистского сокрытия самой масштабной структуры.
25

* * *
26 Нами было показано, что исследование феномена биокапитализма во многом зависит от адекватной интерпретации проблемы соотношения публичного и частного в процессах со-производства капитала, знания и жизни. Анализ работ некоторых теоретиков STS показал, что решение этой задачи в рамках данного подхода оказывается невозможным. Сама постановка проблемы публичного/частного выходит за рамки наблюдаемых процессов и требует как пересмотра базовых философских и правовых дефиниций, так и увеличения масштаба исследования, включающего уровень глобальной экономической системы, задающей саму диспозицию публичного и частного. Такой уровень оказывается недоступным большинству теоретиков биокапитализма, стремящихся занять критическую позицию «локального знания» и устранить уровень теоретизирования о процессах глобального масштаба. Но именно эта неразрешимость оказывается ключевой чертой новейших форм капитала. В то же время в рамках исследования биокапитализма есть возможность установления свойств глобального капитала в связи с обращением ряда теоретиков к понятию фетишизма. Идея фетишизма не только позволяет концептуально «схватить» проблему частного/публичного, но и показать ее как необходимый элемент функционирования биокапитализма.

References

1. Althusser L. Lenin i fiosofiya: per. s fr. [Lenin and the Philosophy: transl. from Fr.]. Moscow: Ad Marginem Publ., 2005.

2. Althusser L. Protivorechie i sverhdetermiaciya: (Zametki k issledovaniyu) [Contradiction and Overdetermination]. Za Marksa: per. s fr. [For Marx: transl. from Fr.]. Moscow: Praksis Publ., 2006.

3. Korsani A. Kapitalizm, biotehnonauka i neoliberalism: Informaciya k razmyshleniyu ob otnosheniyakh mezhdu kapitalom, znaniem i zhizn'ju v kognitivnom kapitalizme [Capitalism, Biotechnoscience and Neoliberalism: Information for Reflection on the Relationship between Capital, Knowledge and Life in Cognitive Capitalism]. Logos. 2007. Vol. 61, N. 4. P. 123–143.

4. Marx K. Kapital: Kritika politicheskoi ekonomii. T.1: рer. s nem. [Capital: A Critique of Political Economy. Vol. 1: thransl. from Germ.]. Moscow: Gosudarstvennoe izdatel'stvo politicheskoi literatury Publ., 1952.

5. Srnicek N. Kapitalizm platform: per. s angl. [Platform Capitalism: transl. from Engl.]. Moscow: Izdatel'skii dom Vysshei shkoly ekonomiki Publ., 2019.

6. Srnicek N. Navigatsiya po neoliberalizmu: politicheskaya estetika v epokhu krizisa [Navigating Neoliberalism: Political Aesthetics in an Age of Crisis], transl. from Engl. by A. Ul'ko. URL: http://moscowartmagazine.com/issue/39/

7. article/784 (date of access: 03.08.2019).

8. Clarke A.E., Shim J.K., Mamo L. et al. Biomedicalization: Technoscientific Transformations of Health, Illness, and U.S. Biomedicine. Biomedicalization: Technoscience, Health, and Illness in the U.S., еds. A.E. Clarce, L. Mamo, L.R. Fosket et al. Durham; London: Duke Univ. Press, 2010.

9. Banner O. Communicative Biocapitalism: The Voice of the Patient in Digital Health and the Health Humanities. Michigan: Univ. of Mich. Press, 2017.

10. Cooper M. Life as a Surplus: Biotechnology and Capitalism in the Neoliberal Era. Seattle: Univ. of Wash. Press, 2008.

11. Dumit J. Prescription Maximization and the Accumulation of Surplus Health in the Pharmaceutical Industry: The Biomarx Experiment. Lively Capital: Biotechnologies, Ethics, and Governance in Global Markets, еd. by K.S. Rajan. Durham: Duke Univ. Press, 2012.

12. Fosket J.R. Breast Сancer as Disease. Biomedicalization: Technoscience, Health, and Illness in the U.S., еds. A.E. Clarce, L. Mamo, L.R. Fosket et al. Durham; London: Duke Univ. Press, 2010.

13. Jasanoff Sh. Taking Life: Private Rights in Public Nature. Lively Capital: Biotechnologies, Ethics, and Governance in Global Markets, еd. by K.S. Rajan. Durham: Duke Univ. Press, 2012.

14. Jasanoff Sh. Technologies of Humility: Citizen Participation in Governing Science. Minerva. 2003. Vol. 41, N 3. P. 223–244.

15. Rajan K.S. Biocapital: The Constitution of Postgenomic Life. Durham; London: Duke Univ. Press, 2006.

16. Rajan K.S. Introduction: The Capitalization of Life and the Liveliness of Capital. Lively Capital: Biotechnologies, Ethics, and Governance in Global Markets, еd. by K.S. Rajan. Durham: Duke Univ. Press, 2012.

17. Tanner T. Marx in New Zealand. Lively Capital: Biotechnologies, Ethics, and Governance in Global Markets, еd. by K.S. Rajan. Durham: Duke Univ. Press, 2012.

18. Vora K. Life Support: Biocapital and the New History of Outsourced Labor. Minneapolis: Difference Incorporated, 2015.

19. Weinbaum A.E. The Afterlife of Reproductive Slavery: Biocapitalism and Black Feminism’s Philosophy of History. Durham; London: Duke Univ. Press, 2019.

Comments

No posts found

Write a review
Translate