Везде
Existence of the Other: The Problem of Recognition
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Existence of the Other: The Problem of Recognition
Annotation
PII
S023620070014180-5-1
DOI
10.31857/S023620070014180-5
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Elena Zolotuhina-Abolina 
ORCID: 0000-0002-5954-2758
Occupation: Professor of the Department of History of Foreign and National Philosophy
Affiliation: Southern Federal University
Address: Russian Federation, Rostov-on-Don
Vyacheslav Melas
Occupation: Рrofessor of the Faculty of Mechanics and Mathematics, Department of Statistical Modeling
Affiliation: St. Petersburg State University
Address: Russian Federation, St. Petersburg
Edition
Volume 32 Issue №1
Pages
7-24
Abstract

The article reviews the perspectives of the phenomenon of recognition in human communication. An analysis was made by means of ontological aspect, which refers to the notion that any communicative action is based on the recognition of the Other as an existing subject. The authors address methodological approach according to which the phenomena describing consciousness need categorical pairs. Thus, the recognition of the Other as an existing subject implies, on the one hand, complement of the recognition by the notion of support, and, on the other hand, the recognition itself is preceded by the “perception — acceptance” relationship. Perception of the Other, in its turn, is closely related to its detection and acceptance within a specific socio-cultural context offering typical methods of response that are implemented within the framework of preliminary created readiness. The authors emphasize insufficiency of the existing scheme of relationships with the Other as with Thou or It. They assume possibility of existence of a certain mode of You where the Other appears not as an object and not as a mentally close person, but rather as an emotionally neutral subject-agent of society and culture. The authors also reject consideration of the Other as “the most alien person” pointing to the possibility of exchange opinions, namely they show two ways of recognition of the Other possessing commendable or condemned qualities in society: the possibility to join public opinion or to stand on one’s own point of view. So, the ontological status of a “genius” is mostly created by the public recognition of a person as a “genius”. In this sense, “an increase of the number of geniuses” is determined by their recognition as “geniuses”. The article analyzes approaches to the status and assessment of the notion of the Other by J.-P. Sartre, J. Lacan and E. Levinas. The authors review the recognition of the Other in private context being significant and insignificant, desirable and undesirable, perfect and transforming, seen comprehensively and from the one perspective. Besides, the authors raise the question concerning the unity of the recognition by a person of his/her own cultural and ontological qualities and the recognition of these qualities by Others.

Keywords
the Other, communication, existence, ontological aspect, recognition, support, perception, acceptance, readiness, socio-cultural context of recognition
Date of publication
19.03.2021
Number of purchasers
24
Views
2686
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for the issue
Services benefits
920 RUB / 16.0 SU
Additional services for all issues for 2021
Services benefits
4224 RUB / 84.0 SU
1 В части V «Картезианских размышлений» [5] Э. Гуссерль сформулировал проблему существования других для того уникального эго, которое в результате феноменологической редукции оказалось одиноким. Проблема существования Другого для Я стала одной из центральных тем в философии и психологии ХХ века и остается актуальной до сих пор. Было предложено множество концепций Другого — и содержательного, и формального характера [1], — направленных на выяснение как форм и способов общения, так и морально-этических характеристик отношений с Другим. Над темой Другого размышляли М. Шелер, А. Шюц, Ж.-П. Сартр, Э. Левинас, И. Гоффман, Ч. Кули, С.Л. Франк, М.М. Бахтин, М. Бубер, Ж. Лакан, П. Рикёр. В отечественной литературе тема стала популярной в начале 2000-х годов. Возник буквально поток диссертационных исследований, посвященных Другому: Н.А. Асеева (2003), А.С. Корчак (2003), Е.В. Кантемиров (2004), Д.А. Алексеева (2005), И.С. Дорогавцева (2006), Л.Г. Бабахова (2009) и др. Такие аспекты проблемы, как соотношение чуждости и близости, идентичности и различия, диалогичность общения стали ведущими при обращении к фигуре Другого. В 2017 году вышел сборник «Другой. Ближний и Дальний» [7], в который вошли статьи Р.Г. Апресяна, Л.Г. Бабаджаняна, И.С. Вдовиной, Е.И. Жук и др.
2 В данной статье мы сосредоточим внимание на роли признания для существования Другого. Близкому вопросу посвящена работа П. Рикёра «Путь признания. Три очерка» [17]. Французский философ говорит о взаимном признании и делает акцент на ответственности, то есть рассматривает узко моральную, этическую, проблематику. Теме признания посвящены также книга А. Хоннета «Борьба за признание» (1994) и его последующие произведения, проанализированные в статье И.А. Михайлова [13]. Однако избранный Хоннетом подход, опирающийся на некоторые идеи Г.В.Ф. Гегеля, является, скорее, макросоциальным, близким к вопросам политологии, ибо развивается в духе поздней Франкфуртской школы. Анализ идей Гегеля, относящихся к категории признания, дан также в работе одного из авторов этой статьи [12].
3 В отличие от ракурсов изучения признания, представленных П. Рикёром и А. Хоннетом, наш подход является собственно онтологическим. Признание при таком подходе выступает как предпосылка любого общения и деятельности, служит отправной точкой для последующего развертывания любых отношений. Онтологический аспект в нашем понимании означает, что любое сознательное человеческое действие или поступок опирается на полагание и признание того, с чем (или с кем) имеешь дело в качестве существующего. Применительно к общению, если перефразировать дипломатические тексты, признание означает добровольный акт, который рассматривает другого человека как: а) наличного, существующего, фактически имеющегося; б) существующего в качестве субъекта, что предполагает обладание в той или иной мере сознанием и волей. Если продолжить аналогию с юридическим подходом, то можно сказать, что вне жесткого внешнего регулирования признание всегда добровольно. Есть нравственная максима признания другого человека субъектом, но она нередко нарушается и в истории культуры, и в личных отношениях. Кроме того, как увидим далее, признание кого-то субъектом влечет за собой множество разночтений в отношении к нему. Предлагаемый нами онтологический ракурс не может быть назван психологическим — это, скорее, феноменологическое рассмотрение, при котором сознание и бытие культуры создают амальгаму (вспомним «феноменологическую онтологию» Ж.-П. Сартра или описанный М. Мерло-Понти онтологизирующий опыт сознания). И это прежде всего рассмотрение «онтологии коммуникации», рождающейся в личном межсубъектном общении, хотя, говоря о взаимодействии людей, трудно полностью избежать более широких контекстов.
4 Исследование признания как акта сознания, утверждающего существование чего-либо, было начато одним из авторов данной статьи в его предыдущих работах [см.: 11; 12]. В этих работах речь идет, во-первых, о том, что признание может быть присоединением к коллективному мнению о существовании явления и его конкретной квалификации, но может быть и сугубо личным актом. И, во-вторых, утверждается методологический подход, согласно которому феномены, описывающие сознание, нуждаются для их понимания в категориальных парах, где каждое из понятий дополняет другое и требует его рассмотрения. Так, признание требует в качестве дополнения такой сознательный и волевой акт, как поддержка, а предваряется указанная пара другой двоицей — «восприятие — принятие». Речь идет о восприятии и утверждении бытия чувственно доступных объектов внимания, будь то отдельные предметы, индивиды или артефакты типа текстов. Применяя этот подход, обратимся к анализу разных проявлений признания в общении с Другим.
5

Обнаружение и принятие Другого
6 Чтобы Другой «был», то есть получил для нас статус существования, он должен быть сначала обнаружен, воспринят. В раннем детском возрасте Другой постепенно дифференцируется для нас из той синкретической картины мира, которой обладает младенец, и мы не помним, как правило, своего «первого восприятия» мамы, папы или других людей, способствующих становлению нашего сознания. Они как будто всегда были составной нас самих, той целостности, где еще нет явного Я и Он. Если, обращаясь к прошлому, можно сказать: «И тут появился…», — это означает, что сознание уже развилось, самовосприятие определилось, самосознание, пусть и не рефлексивное, сложилось: имеется то внешнее, из чего нечто способно возникать. Фигура Другого, которая опознается как человек по аналогии с собой (Э. Гуссерль) — прерогатива развившегося сознания. Между тем восприятие Другого — это практически сразу восприятие «другого субъекта-человека». Конечно, порой случается при помехах в восприятии спутать человека с манекеном или принять за человека тень в углу или большую обезьяну в лесу — в подобных случаях мы фиксируем наличие «человека» лишь на мгновенье, но быстро разбираемся, что это не Другой, а обманка. Поэтому Другой — всегда «другой человек», существующий, наличный, воспринимаемый. Иной вопрос, впрочем глубоко связанный с первым, — это как именно Другой воспринимается нами. Тема существования для нас Другого, сразу понятого как человек, — это именно вопрос о «как».
7 И вот, когда Другой фактически обнаруживает себя перед нами, это означает возможность не только воспринять, но и принять его, то есть согласиться с его существованием рядом с нами и в отношении к нам, а это требует нашей готовности — причем в самых разных отношениях. Последняя тесно связана с ожиданиями: может ли кто-то появиться перед нами в конкретном месте в определенное время? Если «да», то кто это может быть и как на него реагировать? Готовность означает установку на определенный вид поведения: отвернуться, улыбнуться, поприветствовать, бить и бежать, кланяться и благодарить или просто идти себе мимо. Когда ребенок растет, его превентивно учат готовности к разного вида возможным контактам: как принять появление воспитательницы, бабушки, друга из соседнего подъезда, блюстителя порядка, незнакомца, который манит игрушкой. Существование и контакт с иными людьми может нам слишком дорого стоить, поэтому существование Другого во многих случаях обнаруживается через его идентификацию с заранее известным образом: умиротворяющим, пугающим либо обязывающим к ритуальному приветствию. Вот почему существование Другого, не отвечающее ожиданиям, всегда травматично: возникает, как ныне принято говорить, «когнитивный диссонанс», сбой в восприятии и поведении. «Позитивное принятие» предполагает доверие, но если доверие обмануто — появляется «негативное принятие», когда Другого начинают квалифицировать как «чужака», «врага», «недруга», и этот негативный гештальт практически сливается с его существованием.
8 Отнюдь не всякий контакт с возникшим перед нами Другим можно назвать Встречей (с большой буквы) [16]. Понятие Встречи восходит к работам Г. Марселя [10], где определяется как глубокое духовное слияние индивидов. Подобная экстраординарная ситуация возникает не так уж часто, а в жизни иных людей и вовсе не возникает. Поэтому рассматривая Другого с онтологической точки зрения, лучше говорить либо о контакте, либо о встрече (с маленькой буквы), которая отсылает нас к штатной повседневной ситуации. Обнаружение Другого, соприкосновение с его существованием может быть очень разным. При повседневном контакте Другой лишь имеет возможность стать для нас буберовским Ты [3], но в реальности совмещает в себе объектные и субъектные характеристики — воспринимается нами и как тело в пространстве, и как социальная функция, и как субъективность, обладающая внутренним миром. Ты М. Бубера — глубокое интимное взаимопроникновение душ перед лицом Бога, редкая удача, даже счастье; в ежедневном общении оно представлено лишь отдельными моментами, точнее — мгновениями.
9 Думается, свойственное ряду авторов деление на Я, Ты, Оно (Он, Она) следовало бы дополнить каким-нибудь «Вы», которым могут называться самые разные другие люди — и просто благожелательные, и нейтрально-равнодушные, и враждебные. Эти другие люди не вписываются целиком в понятие «Оно», поскольку мы вовсе не относимся к ним как к предметам, а учитываем их внутренний мир и возможные его проявления, простирающиеся от любви до ненависти, но в то же время не вступаем с ними в глубокое личностное взаимодействие, сохраняем от них внутреннюю дистанцию, порой вникая в их душевные обстоятельства, а порой игнорируя последние. О том, что Другой не принадлежит к миру объектов, говорит Ж.-П. Сартр. Философ подчеркивает, что Другой обладает свободой и мы сами всегда находимся под его взглядом, он — та субъективность, которая противостоит нашей субъективности, хотя и может быть увидена нами под объектной формой тела.
10

Другой: онтологическое качество

11 Мы уже восприняли и приняли возникшего перед нами Другого, отреагировали на его существование, исходя из позиции готовности, и теперь в развертывающемся общении оказываемся перед вопросом о его онтологическом качестве. Мы должны утвердить для себя совокупность главных свойств Другого, установить его специфическое отличие от прочих людей. Это те значения и смыслы, которые имеет для нас Другой с его внешностью, культурными особенностями, поведением. Качество существования Другого, квалифицируемое нами, его «бытийное место» зависят в огромной степени от нашего восприятия и оценки, наших установок, убеждений, мировоззрения и степени зависимости от поступков Другого. При этом мы исходим из сложившейся в нашем окружении сетки представлений и оценок, которую усвоили, приняли как свою. Мы признаем Другого, утверждаем его существование как идентифицированное с его позитивной либо негативной ролью: «свой — чужой», «плохой — хороший», «друг — враг» [20], «красивый — некрасивый», «талантливый — бездарный», «трудолюбивый — ленивый», «мягкий — жестокий» и т.д. Возможны и относительно нейтральные варианты: «не понятно кто», «ни рыба, ни мясо», «загадочный тип», «не интересен», — но это лишь промежуточная оценка, которая раньше или позже кристаллизует для нас существование Другого преимущественно со знаком плюс или минус.
12 Вместе с тем вряд ли можно согласиться с позицией Х. Ортеги-и-Гассета, развивающего мысль Э. Гуссерля о Другом как самом чуждом. Ортега-и-Гассет пишет: «И изначально, и в конечном итоге, то есть, при встрече и при расставании с Другим, последний по сути Посторонний, глубоко мне чуждый». И далее: «…когда, встречая его, я наивно предполагаю, что добрая часть его мира совпадает с моим, а потому мы живем в общем мире, то данная совместность, где мы со-присутствуем, в действительности, вовсе не пробивает бреши в двух одиночествах… а представляет собой нечто противоположное» [14, с. 583]. Драматическое «прочтение» отношений с Другим как полностью закрытым и недоступным — скорее, дань интеллектуальной моде, своеобразному мрачному романтизму «тайны чужой души». В отношении реальной жизни, а не теоретической абстракции более правы, по нашему мнению, А. Шюц, утверждающий возможность взаимозаменяемости точек зрения при единстве целей и задач, и М. Шелер, отмечающий: «… “сначала” человек живет в других больше, чем в самом себе, больше в общности, чем в своем индивидууме» [21, с. 227]. Нравится нам это или не нравится, но мы действительно входим в мир, созданный Другими, и вырастаем в нем. Поэтому «загадка чужой души», за исключением ее сугубо интимных уголков, практически разгадывается при помещении образа Другого в культурную сетку ценностей и норм, характерных для данной культуры. Бытие Другого утверждается нами как качественно определенное в контексте основных ориентиров, господствующих в нашем окружении и нами разделяемых. В обществах, где царят воинственность и сила, Другой-мужчина будет признан достойным уважения, только если он физически силен и умеет драться, способен предъявить «боевые шрамы». Соответственно, в тех культурах или слоях общества, где важнейшей ценностью почитается интеллект, предъявлять «шрамы» не надо и человек будет считаться достойным, если он обладает интеллектуальными умениями, образован, проявляет тонкость мышления и т.д. Признание основных человеческих достоинств и недостатков, добродетелей и пороков никогда не происходит в пустоте, но всегда осуществляется на фоне социокультурных образцов.
13 Признание Другого обладателем достоинств или недостатков становится его, обладателя, бытийной характеристикой, отождествляется с качеством его существования, только если поддерживается как окружающими людьми, так и им самим. И в этом смысле всегда очень важно первое впечатление. Будучи благоприятным либо неблагоприятным, оно в дальнейшем может таковым и поддерживаться, даже если человек старается его изменить. Многие литературные произведения основаны на опровержении первого впечатления, когда герой стремится создать и поддержать о себе лучшее мнение, нежели то, что сложилось о нем у окружающих. Таким образом, поддержка признанного качества существования — важнейший момент его сохранения в глазах людей.
14 Конечно, сам индивид может не соглашаться с чужим суждением о его собственных бытийных качествах. Ж.-П. Сартр называет это «нереализуемыми качествами». Он пишет: «В действительности раса, слабость, безобразность могут появиться лишь в границах моего собственного выбора неполноценности или гордости. Иначе говоря, они могут появиться только со значением, которое им дала моя свобода; это значит, что они являются всегда для другого, но тоже могут быть для меня, если я их выбрал» [19, с. 534]. Так или иначе, свой собственный онтологический статус и онтологический статус Другого воспринимаются и оцениваются с разных точек зрения. Естественно, что восприятие, принятие и признание Другого могут не совпадать с «моим» самопринятием и самопризнанием — отсюда у того же Сартра множество описательных форм: «Я-для-себя», «Другой-для-меня», «Я-для-Другого». М.М. Бахтин же прекрасно раскрывает особенности нашего восприятия (а значит, принятия и признания) Другого, прежде всего как онтологически «предметного», «данного на фоне мира», способного стать объектом эстетического любования [2].
15 Собственный онтологический статус не нуждается в созерцании со стороны, не нуждается он и в доказательстве, поскольку свое существование переживается непосредственно. Другой вопрос, что и к себе вполне применимы внешние культурные критерии. При этом, кроме случаев психической патологии, не возникает вопроса «Есть ли я?», но вполне правомерен вопрос «Того ли я качества?». «Настоящий ли я — спортсмен, ученый, муж, отец..?» (Соответственно, если речь идет о женщине — спортсменка, ученый, жена, мать…) Можно принимать или не принимать себя в том качестве, которое приписываешь самому себе, ориентируясь на некий идеал Я. И если человек себя не принимает, то он либо стремится дотянуться до желаемого образа, проявить эталонные качества, чтобы признать самого себя «именно тем, кем надо» или «достойным», либо опускает руки, «снижает планку» и сначала принимает, а затем признает себя в своем несовершенстве — «да, я такой». Лишь в отдельных патологических случаях некто берется лишать себя жизни и всякого бытийного статуса по причине собственного несовершенства.
16 Но вернемся к фигуре Другого. В конкретной ситуации, уже признавая некоего человека как актуально существующего, онтологически данного и в чем-то примечательного для нас, мы можем признать его как обладателя определенных качеств, по крайней мере, двумя способами.
17 Первый способ состоит в том, чтобы присоединиться к общественному мнению конкретной группы людей. Психологи называют такую группу референтной. Это люди, чьим мнением мы дорожим, либо чье отношение практически для нас важно — несогласие с ним способно вызвать ненужный конфликт. Например, в сообществе начинает циркулировать мнение, что некто N — талантливый художник, его картины потрясают воображение, не похожи ни на какие другие. Можно присоединиться к этому мнению и признать: N — новый гений. Фактически, присоединяясь к уже сложившемуся коллективному мнению, мы как бы утверждаем существование не просто некоторого человека, пишущего картины, а именно гения: в когорту гениев включается новый персонаж, который прежде в ней не состоял. Хорошо, когда творчество обласканного публикой художника нам действительно нравится! Но оно может быть нам вовсе не по душе и мы полагаем, что N на самом деле пишет плохо. Однако, следуя сложившемуся «руслу» оценок и не желая вступать в конфликт с сообществом, мы киваем головой, повторяя: «Да, это блестяще!» В результате в культурном пространстве создается онтологически реальная «единица гениальности», признанная большим числом ценителей. В современных условиях признание, основанное на общественном мнении, нередко создается усилиями СМИ, мощным пиаром, в который вкладываются большие деньги. Электронные СМИ и социальные сети, радио и телевидение задают тон в оценке тех или иных политических и культурных деятелей, выступая при этом своеобразными демиургами, которые плодят путем громогласного признания «культурно-онтологические реалии».
18 Второй способ — признание Другого все тем же гением в сугубо индивидуальном порядке. Мы можем признавать талант художника (писателя, ученого и т.д.), даже если все остальные отворачиваются от него и не разделяют наших взглядов. Но в данном случае художник не занимает места в культуре, его «существование как гения» оказывается достоянием узкого круга сторонников и поклонников, которые своими оценками и придают ему этот локально-бытийный статус. Он остается по большей части просто человеком, пишущим картины, «балующимся» живописью (литературой, музыкой и т.д.). Если речь идет о литературе, упорных непризнанных писателей нередко именуют графоманами, то есть приписывают им бытийный статус, противоположный статусу гения. В отдельных случаях прежде не признанные или безвестные таланты в конечном счете расцениваются как достойные особого места в культуре, обретают существование «признанных». Нередко подобное происходит после физической смерти автора, и тогда начинается его новое культурно-онтологическое существование, как это случилось, например, с С. Кьеркегором, который был мало известен при жизни, но обрел культурно-онтологическое бессмертие и почетное наименование «предтечи экзистенциализма» уже в ХХ веке.
19

Различные аспекты онтологического признания Другого
20 Признание существования Другого может осуществляться в разных ракурсах, под разными углами зрения. Рассмотрим некоторые из этих подходов.
21 В истории философии ХХ века имеет место целый ряд экстравагантных концепций Другого, которые утверждают его бытие, подчеркивая строго-определенное качество последнего, как правило приносящее нашему Я драматический внутренний разрыв и страдание. Так, в трактовке Ж.-П. Сартра наше Я — это свобода, ничто, дыра в бытии, поэтому придание «мне» статуса реальности, хотя бы на уровне предметности, — удел Другого. Именно Другой определяет, каков «я», каким «я» являюсь ему. Будучи, как и «я», свободен, другой человек онтологически противостоит «моему» Я, как свобода свободе, из чего вытекает целый ряд печальных онтологических следствий и неразрешимых противоречий. Другой способен видеть во «мне» просто предмет и перешагивать через «меня», как через предмет; его взгляд лишает «меня» субъективности, в то же время он требует, чтобы «я» обеспечивал его бытие. У Сартра психологические отношения людей выступают именно бесперспективной борьбой за то, чтобы хоть на мгновенье стать полнотой Бытия, а не одной лишь субъективностью и не предметом, но это никогда не удается. Бытийное противостояние «меня» и Другого — драма, из которой нет выхода. Мы вынуждены признавать Других, но они для Сартра — ад.
22 Не менее трагична ситуация с Другим в представлении Ж. Лакана. Другой у Лакана — та фигура, в которой «мое» Я отчуждено, полностью зависит от Другого; все принадлежит Ему: власть надо «мной», оценка «меня», признание «меня» как существующего. Именно Другой создает «мое» онтологическое единство, собирает «меня» как некую целостность, выступает «моим» Я-идеалом. Именно на Него «я» надеюсь как на того, кто обеспечит «мое» внутреннее благополучие, своей любовью сделает «меня» настоящим, реальным. Но беда в том, что Он желает того же от «меня». И в подходе Ж.-П. Сартра, и в подходе Ж. Лакана взаимность невозможна, поскольку индивиды онтологически пустотны, голы, иллюзорны, а надежда на Другого не оправдывается: он также онтологически несостоятелен. В конечном счете, главным диктатором для несобранной внутри себя личности оказывается Большой Другой — язык, культура, «имя Отца», то есть культурная система запретов, которая диктует человеку, как ему жить. О позиции Ж. Лакана написано много работ, но особенно ярко его идеи раскрывают работы Р. Салецл [18]. Согласно Салецл, неизбежно признавая Другого как источник всего, что есть в культуре, «я» все время ставлю под удар себя.
23 Третий оригинальный автор — это Э. Левинас, борец со всеобщим и отрицатель Бытия. В концепции Левинаса для нашего Я онтологически куда более значим Другой, которому мы не должны ничего навязывать и у которого должны просить прощение за собственное существование, способное его утеснить. Левинас утверждает: подлинно существует именно Другой как уникальность, не сводимая ни к какой общности. Его существование — главное. «Страдать из-за другого, — пишет он, — значит озаботиться им, сносить его, становиться на его место, быть снедаемым им. Всякая любовь или ненависть к ближнему как рефлективная установка заранее предполагает эту уязвимость — милосердие, стон “внутренности моей”. Из своей чувствительности субъект бытийствует за другого; его бытие — замещение, ответственность, искупление» [9, с. 651]. За левинасовским Другим, который способен обращаться к нам в образе Лика, конечно, прослеживается отсылка к трансцендентному, тем более что у автора много других религиозных аналогий: его трепетное признание Другого как более важного, чем «я сам», конечно, связано с этическим пафосом веры.
24

Признание Другого: личный контекст
25 В личном контексте существование Другого представляется нам в самых разных видах и качествах. Речь идет о Другом, который является ближним в прямом смысле слова: родственником, другом-товарищем, любимым, родителем, ребенком, мужем/женой, соседом — тем, кто постоянно находится на нашем горизонте и выступает как повседневно значимая фигура. Мы говорим именно о существовании человека, который рядом, а не о человечестве, народе или общности любого порядка. С Большим Другим выстраиваются социокультурные, но не личные отношения. Правда, в современных условиях, когда действуют смартфоны и социальные сети, ближним может стать и человек, находящийся на другом конце планеты, при условии, что он с нами регулярно общается, посвящая в детали своей жизни, так же как мы посвящаем его в свои проблемы, размышления и решения. Поэтому в наши дни ближний — тот, с кем так или иначе выстраиваются регулярные отношения, хотя не всегда полноценные в смысле пространственного взаимодействия и ситуации «лицом-к-лицу».
26 В то же время ближним можно назвать и того, с кем мы вольно или невольно делим непосредственное пространство жизни, хотя сознательно его себе в «попутчики судьбы» не выбирали (сосед, одноклассник, сослуживец и т.п.). Существование этого, условно говоря, ближнего можно считать значимым или незначимым, что приводит к вниманию или игнорированию его бытия. Многие психологи считают игнорирование крайне жестоким поведением, которое как бы символически уничтожает Другого, а иногда может довести до реального самоубийства. Игнорирование лишает индивида его бытийности, факта существования «для других», для сообщества. При разрывах родственных, любовных или дружеских отношений говорят: «Ты для меня больше не существуешь». Чувство собственной незначительности вплоть до полного исчезновения испытывает человек, которого подвергают остракизму, изгоняют из коллектива, лишают помощи и заботы. Тот, кого игнорируют, не признан как вообще имеющий право на то, чтобы быть.
27 Вместе с тем в культуре выработано множество способов утверждения значимости Другого, его полного признания как ценности. Это все виды позитивного внимания и заботы, демонстрация заинтересованности в жизни Другого, стремление оказать ему помощь и поддержку, а также ритуальные акции вроде подарков, букетов, похвал и славословий. Признание Другого значимым означает всемерное утверждение его существования, а если это любовь, то мы всеми силами желаем, чтобы любимый существовал всегда и никогда не умирал. Данная тема интересно обсуждается Х. Ортегой-и-Гассетом, который пишет: «Любить что бы то ни было — значит упорно настаивать на его существовании; отвергать такое устройство мира, при котором этого объекта могло бы не быть. Заметьте, однако, что это, по существу, то же самое, что непрерывно вдыхать в него жизнь, насколько это доступно человеку — в помыслах. Любовь — это извечное дарение жизни, сотворение и пестование в душе предмета любви» [15, с. 358].
28 Чужое существование может быть желанным или нежеланным для нас, одобряемым или неодобряемым, что создает отношения близости либо дистанции, а также памяти либо забвения; возможно также стремление избавиться от факта существования этого Другого рядом с собой, а в некоторых — криминальных — случаях и вообще избавиться.
29 В книге П.М. Ершова «Режиссура как практическая психология» описаны разные приемы обращения с «существующим Другим» — так, как они разыгрываются на театральной сцене. Это разновидности «позиционных» перемещений: «удалять» — «ставить на место»; «удалять» — «возвышать себя»; «приближать» — «возвышать партнера» («призывать к себе»); «приближать» — «унижать себя» («идти к партнеру») [8]. Чужое бытие можно, образно говоря, приближать и удалять, можно демонстрировать Другому его важность или ничтожность, не игнорируя его, но указывая ему определенное место. Существование таких пар противоположностей, как раб и господин, возлюбленная и поклонник, начальник и подчиненный, основано не только на объективном различии положений, но и на способе самопрезентации и достаточно ясном определении «бытийного состояния» Другого. «Быть признанным» в личных отношениях всегда равно тому, чтобы просто «быть» — быть именно таким для Другого.
30 В психологической литературе широко обсуждается тема близости и разумной дистанции, когда бытие даже любимого человека не должно сливаться полностью с нашим собственным бытием и лишать нас самости и отдельного существования. Пример такого размышления — известная работа психотерапевта Д. Делис [6]. Чтобы быть «признанным в качестве любимого» надо прежде всего просто «быть собой», обладать достаточной степенью онтолого-психологической автономии.
31 Что касается забвения, то это, по существу, — спонтанное игнорирование, не имеющее под собой явного намерения умалить или истребить чужое существование, но мягко стирающее его для нас. Забыть кого-то — значит вольно или невольно признать его незначимым и ненужным. Когда мы кого-то забыли, его для нас больше нет, мир полон других людей, но одно звено неприметно выпало из воспринимаемой реальности. Такое выпадение может напрямую касаться или не касаться объективного бытия Другого: он может точно так же нас забыть безо всякого для нас ущерба, хотя не исключено, что забвение ранит его, подрывая онтологическую устойчивость.
32 Мы можем воспринимать чужое существование как сложившееся, неизменное или как находящееся в становлении, как то, на что следует активно влиять с целью формирования, выступая по отношению к нему своеобразным демиургом. Отсюда — отношения влияния или нейтральности. Становящееся существование — это не только взросление ребенка, которого следует воспитывать, выстраивая его поведение и реагирование. Создавая семью, мы получаем в лице второй половины некий «семейный полуфабрикат»: супруги притираются друг к другу и друг друга формируют, они во многом создают и пересоздают друг друга, их существование меняется, образуя двоицу — мы.
33 Признать своего ребенка сложившимся человеком означает «отпустить его на волю», перестать определять пути его жизни и отказаться от желания активно влиять на них. Народная мудрость гласит: воду и советы дают только тогда, когда о них просят. Признавая кого-либо во всех отношениях цельной личностью, мы исключаем свое вмешательство в ход его существования и отзываемся лишь тогда, когда к нам обращаются за помощью и подсказкой.
34 Чужое существование также часто оказывается для воспринимающего односторонним, то есть включающим одни проявления и роли и исключающим другие, которые на самом деле человеку присущи, но мы их не признаем. Тема одностороннего признания получила особую остроту в эпоху гендерных перемен: в ХХ веке, в особенности после Второй мировой войны женщины широко вышли в производство и стали играть совсем иные роли, нежели в патриархальную эпоху. Жена-учитель, жена-хирург, жена-бизнесмен или жена-начальник — все эти роли могут раздражать мужа, ориентированного по старинке на роль главы семьи. Поэтому он признает женщину как жену и домохозяйку и нередко не признает ее как профессионала и общественного деятеля. Сталкиваясь, разные социальные роли как бы раздваивают существование человека, онтологически разламывают его. Хорошим примером тому служит популярный советский фильм «Москва слезам не верит», где слесарь Гоша оказывается перед необходимостью признать свою подругу и возможную жену еще и директором фабрики, а это для него крайне сложно: подобные роли в его понимании несовместимы. Совместить в себе разные социальные роли и признать собственную многоплановую целостность бывает трудным и для самого человека, который порой разрывается между разными гранями собственного Я.
35 В теме Другого вопрос о признании играет ключевую роль. Позитивное и негативное признание, полное и частичное, любовь и ненависть, память и забвение — все эти разнообразные формы отношений поистине созидают человеческое существование, утверждают или отвергают наше бытие, дают и Другим, и нам самим простор для жизни и развития либо перекрывают кислород и, по существу, прекращают наше существование в сообществе и в культуре. Для культуры и коммуникации «быть признанным в определенном качестве» равно «вообще быть». Особой проблемой, лишь частично затронутой в нашем размышлении, является признание и утверждение Другого не таким, как он есть, но таким, каким мы желаем его видеть, то есть онтологизация фантазии, способной порой весьма долгий период замещать подлинное бытие Другого. Этот коммуникативный феномен не менее значим в отношениях между людьми, чем стремление к ложной самопрезентации, так хорошо описанной И. Гоффманом и способной порождать «онтологические иллюзии» [4].
36 В масштабах статьи мы могли лишь коснуться ряда острых вопросов коммуникации, связанных с признанием, и многие интересные темы остались за рамками обсуждения. В частности, не проанализирована проблема виртуальных форм бытия Другого в личной жизни и в культуре. А ведь в нашу «эпоху симулякров» данная проблема требует пристального внимания. Ей, как и сюжету обычных иллюзий общения, надеемся посвятить нашу следующую работу.

References

1. Babakhova L.G. O formal'nom i soderzhatel'nom podkhodakh v issledovanii obshcheniya [On Formal and Content-based Approaches to Communication Research]. Filosofiya prava. 2007. N 3. P. 155–158.

2. Bakhtin M.M. Avtor i geroi v esteticheskoi deyatel'nosti [Author and Hero in Aesthetic Activity]. Bakhtin M.M. Estetika slovesnogo tvorchestva [Aesthetics of Verbal Creativity]. Moscow: Iskusstvo Publ., 1979.

3. Buber M. Ya i Ty [Me and You], transl. from Germ. by V.V. Rynkevich. Buber M. Dva obraza very [Two Images of Faith]. Moscow: Respublika Publ., 1995. P. 233–340.

4. Goffman E. Predstavlenie sebya drugim v povsednevnoi zhizni [The Presentation of Self in Everyday Life], transl. from Engl. and introd. art.

5. by A.D. Kovalev. Moscow: Kanon-press-Ts: Kuchkovo pole Publ., 2000.

6. Husserl E. Kartezianskie razmyshleniya [Cartesian Meditations], transl. from Germ. by D.V. Sklyadnev. St. Petersberg: Nauka Publ., 2006.

7. Delis D.С. Paradoks strasti: ona ego lyubit, a on ee net: per. s angl. [The Passion Trap: How to Right an Unbalanced Relationship: transl. from Engl.]. Moscow: MIRT Publ., 1994.

8. Drugoi. Blizhnii i Dal'nii: Materialy mezhdunarodnoi zaochnoi etiko-politologicheskoi konferentsii,15 oktyabrya 2017 goda [Other. Near and Far: Materials of the International Correspondence Ethical and Political Conference, October 15, 2017], ed. by R.G. Apressyan. Yerevan: Yerevan State Univ. Publ. House, 2017.

9. Ershov P.M. Rezhissura kak prakticheskaya psikhologiya [Directing as a Practical Psychology]. Moscow: Mir iskusstva Publ., 2010.

10. Levinas E. Bez samotozhdestvennosti [Without Self-identity], transl. from French by G.V. Vdovina. Levinas E. Izbrannoe: trudnaya svoboda [Favorites: Difficult Freedom]. Moscow: ROSSPEN Publ., 2004.

11. Marcel G. Fenomenologicheskie zametki o bytii v situatsii [Phenomenological Notes on Being in a Situation]. Marcel G. Opyt konkretnoi filosofii [The Experience of a Particular Philosophy], transl. from French by V.P. Bol’shakov and V.P. Vizgin. Moscow: Respublika Publ., 2004. P. 66–84.

12. Melas V.B. Problema sushchestvovaniya i printsip dopolnitel'nosti filosofskikh kategorii [The Problem of Existence and the Principle of Duality of Philosophical Categories]. Logiko-filosofskie shtudii. 2019. Vol. 17, N 1. P. 62–72.

13. Melas V.B. Fenomenologiya priznaniya [Phenomenology of Recognition]. Logiko-filosofskie shtudii. 2016. Vol. 13, N 4 [Electronic resource]. URL: http://ojs.philosophy.spbu.ru/index.php/lphs/article/view/495 (date of access: 10.07.2020).

14. Mikhailov I.A. “Bor'ba za priznanie”. Ideya priznaniya v sotsial'no-kriticheskoi teorii A. Khonneta [“The Struggle for Recognition”. The Idea of Recognition in the Social-critical Theory of A. Honnet]. Zapadnaya filosofiya kontsa XX – nachala XXI v.: Idei. Problemy. Tendentsii [Western Philosophy of the End of XX – Beginning of XXI Century: Ideas. Problems. Trends]. Moscow: IFRAN Publ., 2012. P. 66–106.

15. Ortega y Gasset J. Chelovek i lyudi [Man and People], transl. from Span. by A.B. Matveev. Ortega y Gasset J. Izbrannye trudy [Selected Works]. Moscow: Ves' mir Publ., 1997. P. 480–698.

16. Ortega y Gasset J. Etyudy o lyubvi: per. s isp. [Etudes About Love: transl. from Span.]. Moscow: Iskusstvo Publ., 1991.

17. Pavlova T.V. Fenomen ekzistentsial'noi Vstrechi v terapevticheskom kontakte [The Phenomenon of an Existential Encounter in Therapeutic Contact]. Psikhologi na b17.ru [Psychologists on b17.ru] [Electronic resource]. URL: https://www.b17.ru/article/136861/ (date of access: 15.07.2020).

18. Ricoeur P. Put' priznaniya. Tri ocherka [The Way of Recognition. Three Essays], transl. from French by I.I. Blauberg, I.S. Vdovina. Moscow: ROSSPEN Publ., 2010.

19. Saleсl R. (Iz)vrashcheniya lyubvi i nenavisti [(Per)versions of Love and Hate], transl. from Engl. by V. Mazin. Moscow: Khudozhestvennyi zhurnal Publ., 1999.

20. Sartre J.-P. Bytie i Nichto [Being and Nothing], transl. from French by V.I. Kolyadko. Moscow: Respublika Publ., 2000.

21. Tulinova D.N. Predstavleniya o vrage i druge v svyazi s otnosheniem k zhizni na razlichnykh ee etapakh [Representations About the Enemy and the Friend in Relation to the Attitude to Life at Its Various Stages] [Electronic resource]. URL: https://www.dslib.net (date of access: 15.07.2020).

22. Scheler M. O chuzhom Ya. Opyt eidologii, teorii poznaniya i metafiziki opytnogo poznaniya i real'nogo polaganiya chuzhogo Ya i zhivykh sushchestv [About Someone Else's Self. Experience of Eidology, Theory of Knowledge and Metaphysics of Experiential Knowledge and Real Positing of Another's Self and Living Beings]. Scheler M. O sushchnosti filosofii: raboty raznykh let [About the Essence of Philosophy: Works of Different Years], transl. from Germ. by A.N. Malinkin. Moscow: Center for Humanitarian Initiatives Publ., 2020.

Comments

No posts found

Write a review
Translate