Везде
Biopolitics as the “Fifth Character” in the Process of Humankind Editing
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Biopolitics as the “Fifth Character” in the Process of Humankind Editing
Annotation
PII
S023620070018016-4-1
DOI
10.31857/S023620070018015-3
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Dmitry V. Popov 
ORCID: 0000-0002-4587-6351
Occupation: Head of Department of Philosophy and Political Science
Affiliation: Omsk Academy of the Ministry of the Interior of the Russian Federation
Address: Russian Federation, Omsk
Edition
Volume 32 Issue №6
Pages
166-177
Abstract

At the end of the XIX — the beginning of the XX century under the influence of the ideas of K. Schmitt, G. Le Bon, G. Tarde, S. Freud, R. Kjellen and F. Galton intellectual discourses of political theology, mass psychology, geopolitics, and eugenics are gaining popularity. Each of these trends has a tremendous impact on the political and social life of the 1st half of the XX century. Political theology edits the beliefs and ideals of the age, mass psychology edits social relations, geopolitics edits the boundaries and physical space of the population, and eugenics claims to transform the very nature of man. If, in accordance with the canon of dramatic art, there are four main characters of the events of the era, then political theology should be assigned the status of a Hero, mass psychology — a Heroine, geopolitics and eugenics — Confidante and Villain (in the mask of the Savior). The key to clarifying historical conflicts is the Fifth character — biopolitics, the initiator, inspirer and hidden censor of these theoretical discourses, which have become the drivers of humankind editing practices. At the turn of the XX–XXI centuries, under the influence of biopolitics, political theology is transformed into biotheology, mass psychology — into biolaw, geopolitics — into biocapitalism, eugenics — into biotechnology. Together, these factors, expressing the biotheological hopes of the biopower, drive humankind towards the utopia of an eternal world based on eternal values in a state of eternal walfare for an ever-living person.

Keywords
biopower, biopolitics, editing, eugenics, geopolitics, human, humankind, mass psychology, political theology
Received
27.12.2021
Date of publication
27.12.2021
Number of purchasers
15
Views
1332
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for the issue
Services benefits
920 RUB / 16.0 SU
Additional services for all issues for 2021
Services benefits
4224 RUB / 84.0 SU
1 «В терминологии оперных и драматических коллективов, организованных в старом стиле, роли, отличные от четырех главных — Героя, Героини, Наперсницы, Злодея – и тем не менее существенных для Прояснения и Развязки, назывались Пятый персонаж; об актере, исполнявшем эти роли, говорили, как о Пятом персонаже».
2 Т. Оверскоу [5, с. 4]
3 XX век — бурное время. В начале века на авансцену идейных течений, с одной стороны, объясняющих, а, с другой стороны, осуществляющих происходящее, выступили четыре интеллектуальных течения: политическая теология, психология масс, геополитика, евгеника. Исследования К. Шмитта возродили интерес к политической теологии, оформив ее предметную область за пределами религии. Г. Ле Бон, Г. Тард, З. Фрейд открыли миру взрывоопасную субстанцию толп, умело воспламеняемую харизматическими вождями. Р. Челлен и целая плеяда исследователей сформировали геополитику. Наконец, евгеника была выведена Ф. Гальтоном из рассуждений Ч. Дарвина как возможное практическое расширение теории. И если «социальная эволюция человека движется по двойному наследственному пути – культурному и биологическому», и в этих границах «культурная эволюция — это стремительная эволюция по Ламарку, биологическая — это очень медленная эволюция по Дарвину» [15, с. 65], то на какой-то момент часть интеллектуальной элиты уверовала в то, что человечество стоит на пороге открытий, ускоряющих биологическую эволюцию, что влечет невиданный социальный прогресс.
4 Итак, на сцену выходят четыре действующих персонажа: Герой, Героиня, Наперсница и Злодей (в роли героя-спасителя) истории XX века. Лихо закрученный сюжет XX века позволяет нам опознать в роли Героя — политическую теологию, в Героине — психологию масс, в Наперснице — геополитику, а в роли Злодея — евгенику. В наибольшей же степени нас интересует Пятый персонаж, терпеливо ожидающий за кулисами. Тому, кто этот персонаж и какова его роль в редактировании современного человека и человечества, посвящена настоящая статья.
5

Политическая теология
6 Политическая теология ХХ века — дискурс редактирования верований, убеждений и идеалов в декорациях технократической цивилизации. К. Шмитт полагал, что политическая теология не тождественна религиозной картине мира [20, с. 11–12]. Следуя логике Шмитта, любой предмет веры обретает свою собственную политическую теологию, даже если он не мыслится как божество. Политической теологии соответствуют светские религии. С. Московичи отмечает: «По существу, светские религии… предлагают мировоззрение, где для каждой проблемы есть решение. Таковы либеральная доктрина, националистические доктрины или же марксистская теория, которая, по Фрейду, в Советской России “получила энергию, автономный и исключительный характер… но в то же время стала опасно походить на то, с чем она борется”» [8, с. 264]. Выстраиваясь вокруг социальных проблем и представляя собой разновидность социального мировоззрения, «светские религии объясняют происхождение общества (нации, расы, класса и т.д.) и тщательно описывают этапы его становления вплоть до состояния совершенства, которое, как ожидается, будет бесповоротным» [8, с. 264]. Умерший Бог Ф. Ницше воскресает в области социальных верований и предлагает доктрины, гармонизирующие отношения между человеком и обществом. Политическая теология успешно встраивается в новую реальность средств массовой информации. Уже на заре XX века Э. Бернейс предлагал использовать пропаганду для конструирования общественного мнения. «Пропаганда… и есть механизм широкомасштабного внушения взглядов» [2, с. 17]. Этот гипнотический театр, использующий передовые технологии своего времени, превращает государство в квазицерковь, население – в паству, а политиков и журналистов, которые уже в работе Бернейса превращаются из трансляторов мнений в их конструкторов, в жрецов светской религии. Политическая теология как апология практик светской религии влечет сакрализацию политики. Э. Джентиле отмечает: «Сакрализация политики – это современный феномен… В условиях современного общества в особых исторических обстоятельствах появились разные формы религий политического» [4]. И, если гражданская религия, уважая свободу индивида и своеобразную свободу совести в отношении светских религий, поддерживает «плюрализм идей, свободную соревновательность в осуществлении власти и сменяемость правящего класса при участии управляемого народа мирными и конституционными способами» [4], то политическая религия обеспечивает сакрализацию политической системы, способствует монополизации власти, идеологическому монизму, нетолерантности, фундаментализму и радикализации инструментов воздействия на индивида, статус которого колеблется в промежутке между гражданством, подданством и невольничеством. К. Шмитт, утверждая, что «все точные понятия современного учения о государстве представляют собой секуляризированные теологические понятия» [21, с. 57], указывает и практические следствия, среди которых «чрезвычайное положение», имеющее «для юриспруденции значение, аналогичное значению чуда для теологии» [20, с. 57]. Именно в режиме чрезвычайного положения, атрибутивного современности, как полагает Дж. Агамбен, прошел XX век. Итак, роль политической теологии на подмостках современной цивилизации, ставшей подлинным обществом спектакля, — роль Героя, принимающего решения и вдохновляющего на поступок. В то же время для нас в рамках заявленной темы крайне важно заключить, что политическая теология выступает широким фронтом редактирования верований, вливающих религиозное чувство в «новые мехи» и осуществляющих призыв к «тотальной мобилизации» [21, с. 443] во имя новых идеалов.
7

Психология масс
8 Вместе с тем, как Герой немыслим без Героини, так и вера нуждается в служении. Светская религия создавалась для масс. Политическая теология воцерковляет массы. И если политическая теология с точки зрения политологии относится к надстройке, то психология масс как явление политической психологии – базисное. Психология масс — арсенал средств редактирования социальных отношений. Для психологии масс человек — опутанная связями элементарная частица, взаимодействующая с себе подобными. Г. Ле Бон утверждал, что человек в толпе теряет свои интеллектуальные качества, подвергаясь эмоциональному заражению, предрасположен к импульсивным реакциям в широком диапазоне от самопожертвования до звериной кровожадности. «В коллективной душе интеллектуальные способности индивидов и, следовательно, их индивидуальность исчезают; разнородное утопает в однородном, и берут верх бессознательные качества» [11, с. 135]. Массы бессознательны по преимуществу, внушаемы и направляемы в результате манипулятивного воздействия. Управление массами напоминает гипнотический театр [8, с. 76], в котором гипнотизер управляет поведением толпы. «Люди, собравшиеся вместе, гораздо легковернее, чем каждый из них, взятый в отдельности… один тот факт, что их внимание сосредоточено на одном предмете… приближает их к состоянию сна или гипноза, когда поле сознания, удивительно суженное, целиком захватывается первой идеей, которая представится ему» [12, с. 48]. Гипнотизер — харизматический вождь — обладает верой в идею, заменяющей ему те простые радости земли, которые так близки человеку толпы. Эрос и Мимесис [8, с. 204] в нарциссической личности харизматического вождя канализируют эротическую энергию в самовлюбленность лидера и обожание со стороны последователей, а самоидентификация вождя с предметом его политической теологии находит продолжение в идентификации масс с лидером, формируя устойчивую связь между вождем и толпой. Вожди толп являются реинкарнациями вождей-пророков древности — это «вожди типа Моисея и вожди тотемические» [8, с. 255]. Среди них пророки, основатели республик, создатели общественных и религиозных течений, а также тираны, демагоги, магические короли и шаманы. Они оказывают широкое воздействие на массы, форматируя их по лекалам политических теологий. Подобное редактирование сознания и бессознательного производило в XX веке подлинную тотальную мобилизацию масс — на войну и труд, подвиг и преступление. В этом гипнотическом театре, сочетающем современные технологии и архаичные верования, человек подвергался одновременно превращению и в деталь мегамашинной структуры, и в идолопоклонника, разделяющего примитивные воззрения дикаря в отношении out-групп, и в протагониста культа «Золотого тельца», в ритуалах консьюмеризма утверждающего реальность общества всеобщего благосостояния (welfare state). Редактирование социального в ходе широкомасштабного использования идентификации позволило утвердиться самым разнообразным светским религиям, убедившим средствами своих политических теологий массы. Пантеоны героев революции, мавзолеи вождей, электоральные камлания — декорации романов Героя и Героини, столь разных в своем репертуаре, но рядоположенных на подмостках современных политических театров.
9

Геополитика
10 Геополитика — прикладная политическая теология и одновременно Наперсница Героя, ее роль — редактирование физической среды обитания человека – пространства, его границ, конфигурации, порядка и интенсивности использования. Если психология масс редактирует население, то геополитика — территорию. Между политической теологией и геополитикой существует генетическая связь. «Убедительный опыт географии и истории свидетельствует о том, что все идеи… охватывающие целые народы, широкие цели (панидеи) инстинктивно стремятся к воплощению, а затем и к развитию в пространстве» [19, с. 35]. Именно это позволяет проводить параллели между геополитикой как овеществлением политических верований в пространстве и Наперсницей Героя. Организация жизненного пространства естественна для всякого человека — это индивидуальная «робинзонада» каждого, кто обустраивает свою жизнь. Результатом деятельности разума и человеческих рук становится собственность, накопление которой укрепляет домохозяйства. Символом защиты собственности законом в рамках политических союзов являются «межевые столбы, воздвигнутые по границам владений граждан» [1, с. 41]. Само по себе возникновение политического союза предполагает наличие общей территории и ее обустройство. Защита границ и эффективное использование территории — важнейшие из функций государства, подобие чему мы можем обнаружить уже у эусоциальных насекомых и социальных животных. Вся мировая история связана с преодолением фронтира и экспансией за его пределы. Однако именно в XX веке были созданы теоретические модели, благодаря которым политическая география превратила пространство Земли в «великую шахматную доску» (З. Бжезинский). Под влиянием «панидей», объединяющих национальные государства, в условиях научно-технического прогресса, промышленной революции и роста численности населения, политическая география превратилась в геополитику — рационально обоснованную борьбу за территорию. Так, «Ратцель активно использовал термин «Lebensraum» («жизненное пространство»)… Он вывел семь законов… “пространственного роста государства”, будучи уверен в том, что “растущий народ нуждается в новых землях для увеличения своей численности”» [19, с. 6].
11 Геополитика в чрезвычайном положении гонки вооружений получила обоснование и даже оправдание, в конечном итоге приобретя форму непрекращающейся войны, — «тотальной войны» (Der Totale Krieg). «Der Totale Krieg была не только подведением итогов предыдущей войны, но и планом следующей… В военной форме или без нее, вся страна должна превратиться в подобие гигантской армии, в которой каждый мужчина, женщина и даже ребенок нес бы службу на своем посту» [7, с. 82]. Шмиттовская модель суверенной диктатуры нашла свое место в условиях военного времени — самой радикальной формы разметки пространства и редактирования человека, помещающего его в экстремальные условия столкновения государств как «органических конструкций» (Э. Юнгер) — этого гибрида суперорганизмов и мегамашин. Представления Людендорфа воплотились в жизнь в ходе Первой мировой войны. «На последней, к концу этой войны уже наметившейся стадии этого процесса нет уже ни одного движения… которое, по крайней мере, косвенно не имело бы отношения к военным действиям…» [21, с. 450]. Вторая мировая война довела идею тотальной войны до логического завершения, вскрыв инфернальную глубину подстегиваемой светскими религиями геополитической конкуренции. Формирование наднациональных институтов контроля над безопасностью и ядерное сдерживание, приведшее к «худому» миру в контексте понимания гибельности применения ядерного оружия, перевели борьбу за жизненное пространство в сферу экономики, технического прогресса и символических обменов ударами сверхдержав от культуры и спорта до редактирования границ в «геополитических разломах» планеты. «Романтические» отношения Героя и Наперсницы вступили в фазу отрезвления, что отнюдь не гарантирует окончательного их увядания.
12

Евгеника
13 Наконец, евгеника выступает фактором редактирования самого человека. Присутствуя в жизни человечества в стихийной форме (традиции формирования аристократии, брачные стратегии, отношение к врожденным дефектам, стратегии отбора в военной, интеллектуальной, управленческой сфере и т.д.), евгеника в XIX веке приобретает черты учения, целенаправленно стремящегося к улучшению человека. «Гальтон выступал за государственную поддержку умных, здоровых и успешных пар… Позднее его идеи были развиты другими учеными, и поддерживаемую Гальтоном позитивную, или положительную, евгенику стали рассматривать как направление, поощряющее размножение людей, обладающих ценными для общества признаками (хорошее здоровье, высокий интеллект и т. п.)» [6, с. 6]. Однако с конца XIX века евгеника все настойчивее обращается к осмыслению природы человека, нормы и патологии в их развитии. Это порождает дискурс вырождения, впоследствии приведший к чудовищным последствиям. «”Вырождение” определяется в 1857 году Морелем… Вырождение — важнейший теоретический элемент медикализации ненормального… с возникновением персонажа выродка, включенного в древо наследственности и являющегося носителем… состояния аномалии… выродок обусловливает впечатляющее усиление психиатрической власти…» [16, с. 375]. И, если Фуко инкорпорирует проблематику вырождения в тенденцию медикализации общественного тела и становления репрессивных форм психиатрической власти, так или иначе связанной с пространством медицинского учреждения, то получивший распространение спекулятивный дискурс сравнительного анализа способностей людей как представителей различных рас, этносов и политических наций, подлил масла в огонь софистических аргументов политических теологий, форм консолидации масс в их отношении к маркируемым негативно социальным группам (классам, этносам) и пробуждению демонов геополитической экспансии. Проблематика вырождения, осмысленная в духе Л. Стоддарда, вела значительно дальше идей Ф. Гальтона от возможности улучшения природы человека в область практик «расовой гигиены», принудительной стерилизации и иных форм отрицательной евгеники, апофеозом которых стал Холокост. Евгеника, изначально выражая интенцию совершенствования человека (претендуя на положительную роль героя-спасителя), стала Злодеем в постановке, разыгранной в XX веке. Роль евгеники — редактирование природы человека — порождает долговременный тренд, находящий свое выражение в современных биотехнологиях.
14

Биовласть как «Пятый персонаж»
15 Развертывание теоретической дискуссии и применение на практике каждого из обозначенных масштабных явлений в области современной политической и социальной философии, требует более пристального изучения взаимодействия между ними. Представляется, действия каждого из указанных «персонажей», сами по себе имеющие отчетливо выраженную тенденцию к редактированию как среды обитания человека, так и его самого, связаны с «Пятым персонажем» — биополитикой, незримо влияющей на всех участников драмы. Биополитика — точка сборки указанных дискурсов – сценарист, режиссер и постановщик спектакля.
16 Отметим, что термин биополитика впервые был введен в научный оборот в 20-е годы XX века. В этот период в Германии обнаруживается интерес к органическому истолкованию государства, что создает новую терминологию [22, с. 16]. Важной вехой становится использования данного термина Р. Челленом [22, с. 16–17] — пионером геополитики. Использование терминов «биополитика» и «геополитика» Челленом в рамках одного подхода представляется более чем закономерным ввиду органической связи геополитики и биополитики, территории и населения. М. Фуко своими исследованиями добился того, что предметная область биополитики приобрела четкие границы, а биополитический дискурс сформировался как обладающий значительным эвристическим потенциалом подход [22, с. 24]. Итак, биополитика, как и положено Пятому персонажу, выступает на сцену истории инкогнито. Однако, именно она связывает между собой четырех главных героев.
17 Уместно вспомнить рассуждение М. Хайдеггера. Он в связи с вопросом о сущности техники напоминал: «Столетиями философия учит, что есть четыре причины: 1) causa materialis, материал, вещество, из которого изготовляется, например, серебряная чаша; 2) causa formalis, форма, образ, какую принимает этот материал; 3) causa finalis, цель, например жертвоприношение, которым определяются форма и материал нужной для него чаши; 4) causa efficiens, создающая своим действием результат, готовую реальную чашу, т. е. серебряных дел мастер» [17, с. 222]. Население, социальные отношения, территория (юрисдикция Героини и Наперсницы), если их рассматривать как материал; обобществленный человек в качестве формы (под патронажем героя-спасителя, ставшего Злодеем); воплощение идеалов и верований как цель (область ведения Героя) — все эти причины, под водительством биовласти в качестве мастера — Пятого персонажа (агента Прояснения и Развязки в драме ХХ в.) — создают связную картину перманентного редактирования человечества.
18 В рамках рассуждений Хайдеггера причины выступают одновременно поводами и видами «вины» явления чего-либо из потаенности. Именно четыре вида «вины» позволяют вещи во всей своей полноте явиться из несуществования. Но именно «мастер, разбираясь в трех названных видах вины, собирает их воедино» [17, с. 223]. Он – «действующая причина, causa efficiens, одна из четырех, решающим образом определяет всю каузальность» [17, с. 223]. Будучи мастером, биовласть выступает причиной редактирования человечества, и если учесть то, что каждая из оставшихся причин также является формой редактирования, то биовласть — это редактирование редактирования. Биовласть редактирует то, как следует редактировать тем, кто редактирует человечество. Редактирование человека становится предметом биовласти, а проводимая ей биополитика формирует тренд перманентного редактирования человечества.
19 Следует учесть, что действие всех указанных причин и одновременно персонажей, являя миру до времени потаенное, будучи спонтанным, малоизученным и потому иррациональным, представляет собой как тайну, так и угрозу. Пятый персонаж — биовласть — руководствуется «заботой мастера «о себе», о соответствии своему призванию мастера, которому постоянно угрожают силы, так или иначе связанные с несовершенством человеческой природы» [14, с. 181]. В этом отношении редактирование человечества, производимое биовластью, с одной стороны, подобно деятельности «слепого часовщика» (Р. Докинз) природы, конструирующего методом проб и ошибок, с другой стороны, является экспериментом с неопределенным результатом.
20

Биополитика как редактирование
21 Биовласть явилась драйвером многочисленных процессов редактирования человека. Биовласть и есть редактирование человека в самой непосредственной и радикальной форме. Медикализация тела и жизни индивида легла в основу широкомасштабного переписывания человека в соответствии с нормой здоровья, сперва обращенной к физическому телу, а затем — к психике, включая уровень интеллекта и безопасности индивида для общества. Редактированию клиники подвергся организм человека в рамках программ профилактики, оздоровления и рекреационно-восстановительных мероприятий, суммарно направленных на увеличение «срока службы» физического тела. Редактированию школы подверглось мировоззрение индивида, под влиянием программ обучения приобретающих очертания, соответствующие представлениям биовласти о норме знаний, навыков, умений, ценностей и убеждений, соответствующих современным требованиям в контексте целей биовласти. Медикализация, таким образом, привела к более широкому регулятору — нормализации — сознательному, целенаправленному и всеохватывающему воздействию на население через сеть социальных учреждений и институтов с целью производства человека, полезного себе, другим, и, конечно, самой биовласти. Редактированию подвергается и сама система норм — она становится гибкой и зависящей как от повестки биовласти, так и от достижений науки, техники, экономической и культурной жизни. Редактируется рождение, смерть, сексуальность, долголетие и другие важнейшие параметры человека. Так, последовательность аборта, контрацепции, новых репродуктивных технологий, транссексуальности, возможности клонирования, создания «искусственной матки» и даже «пилюли счастья» [14, с. 31–38] — психофармакологического заместителя эмоциональной жизни человека — способствует не только переходу от диспозитива супружества к диспозитиву сексуальности, но и трансформации заботы о потомстве, исконно фундирующей социальную жизнь человека.
22 Предлагаемые образцы для подражания («персоналиат» [3]: лидеры общественного мнения, поп-идолы, селебрити) активируют инструментарий практической идеализации [9], опирающийся на механизмы идентификации, формирующей связь между господствующими идеологемами и искусственными толпами, само-редактирующими себя исходя из модных тенденций и влияний. Само социальное пространство приобретает черты биополитического измерения, основные динамические характеристики которого управляемы набором целенаправленных воздействий, исходящих от биовласти, использующей научные методы регуляции жизнедеятельности населения. Итак, биовласть — способ управления, для которого редактирование человека становится перманентным. Биовласть редактирует то, как следует редактировать тем, кто редактирует человека.
23

Иррадиация биополитики
24 Пропущенные через тотальную мобилизацию XX века политическая теология, психология масс, геополитика и евгеника как дискурсы редактирования верований, общественных взаимодействий, социального пространства и самой природы человека сами были отредактированы под воздействием биовласти, став биотеологией, биоправом, биокапитализмом и биотехнологией, в свою очередь превратившихся в матрицу дальнейшего редактирования человечества.
25 Политическая теология постепенно приобрела черты симбиотического единства конкурирующих ранее идеологий, став постидеологией (С. Жижек). Все большее значение в пределах постидеологии обретает биотеология, средоточием верований которой становится жизнь как таковая. Планетарные экологические вызовы, ассоциируемые с человеком как агентом субверсивных практик, губительных для живого, привели к «зеленой» повестке в диапазоне от умеренно-алармистских до радикальных течений экоактивизма. Внимание населения концентрируется на жизни как средоточии всех политических и гражданских инициатив. Столкновение выделенной Р. Эспозито оппозиции power of life и power over life приобретает размах противостояния Добра и Зла со своими проповедниками (Г. Тунберг), подвижниками (Greenpeace) и мучениками (одомашненные животные). Биотеология как еще не сформировавшаяся мировая светская религия биофилии (Э. Уилсон) еще не сформировала догматов, пребывая в стадии расколов и ересей, но уже обладает потенциалом монашеских орденов и инквизиции.
26 Практики управления массами в начале XXI века также привели к универсалиям, важнейшая из которых вытекает из биотеологии – это права человека, фундированные правом на жизнь. Права человека приобрели глобальное измерения и обладают внушительным арсеналом средств обеспечения. В крайних своих формах биоправо как система воздействия на жизни людей парадоксально. Так, биоправо способно колебаться «между заявленным намерением защитить жизнь и причинением фактической смертью» [22, с. 4]. Биоправо как форма разметки насилием одновременно спасает и уничтожает, применение биоправа в отношении населения способно «чтобы сохранить людям жизнь любой ценой… даже решить ускорить их смерть» [22, с. 5]. В рамках биоправа политика жизни всегда рискует превратиться в работу смерти [22, с. 8]. Биоправо утверждает себя как компромисс нормативизма Г. Кельзена и децизионизма К. Шмитта. Оно подкрепляется полицейскими операциями в условиях чрезвычайного положения и тем самым способствует узакониванию номоса лагеря Дж. Агамбена в масштабах планеты. «Теперь наднациональные субъекты, легитимность которых основана не на праве, а на консенсусе, вмешиваются во имя высших моральных принципов под предлогом возникновения чрезвычайных обстоятельств. То, что стоит за этим вмешательством, является… постоянным чрезвычайным положением, оправдываемым обращением к неотъемлемым ценностям справедливости» [18, с. 32]. В результате глобальный порядок обретает черты смешения politeia и imperium, использующего право «справедливой войны в целях разрешения непрестанно возникающих чрезвычайных ситуаций» [19, с. 32].
27 В свою очередь геополитика, отредактированная ядерным консенсусом, трансформируется в биокапитализм, вовлекающий нации в конкуренцию на почве экономической глобализации, построения экономических империй ТНК, обладающих в границах постдемократий нередко властью большей, чем суверенные правительства. Биокапитализм осуществляет трансгрессию границ, захват территорий и подчинение населения, нередко с радостью капитулирующего перед этой soft power.
28 Наконец, евгеника получает частичную реабилитацию. «Связь евгеники с немецким фашизмом и американским расизмом привела к ее полнейшей дискредитации. Евгенические идеи были разоблачены как антинаучные и аморальные. Только в конце 1980-х годов под влиянием успехов геномных исследований евгеника, преодолевая серьезнейшее сопротивление в научных кругах и в среде общественности, вновь становится предметом обсуждений» [13, с. 10]. Сфера биотехнологий впитывает в себя идеи усовершенствования человека и разворачивает полномасштабное легальное вторжение во имя биофилии как средоточия современной биотеологии в пространство жизни, обещая ее тотальное редактирование, начиная с редактирования генома и заканчивая редактированием самой телесности и основных параметров жизни человека — рождения, смерти, длительности, полноты и даже носителя. На этом пути «современный вооруженный технологиями человек… реализует себя так, как если бы он и был природой, способным порождать различные формы естественного. Претендуя на роль природы, рационально-технологическим путем создавая и порождая новые формы жизни, «второй природы», он становится обладателем той привилегии, которая ранее принадлежала природному стихийному процессу естественного отбора» [10, с. 53].
29 В итоге, перманентное редактирование человека в упаковке преклонения перед жизнью предлагает систему верований, обетованием которой является вечный мир, основанный на вечных ценностях (права человека, счастье, свобода, гарантированный доход, сохранение природы) для потенциально вечного земного человека. Конечно, следует учитывать, что по мере реализации, повестка, предложенная Пятым персонажем, заведующим социальным и человеческим конструированием, будет редактироваться.
30 В современном мире биовласть обнаруживает себя в качестве основания социальной жизни. Биовласть держит в своих руках набор эталонов, стандартов, образцов и норм, которым должен удовлетворять человек и любой предмет, изготовленный им, для того, чтобы находится в правовом поле и, в определенных случаях, не подвергаться риску преследования. Биовласть оставляет за собой право модифицировать эти нормы и прилагает усилия для нормализации поведения и деятельности индивидов в соответствии с образцом. Тотально проникая в социальную жизнь, биовласть через сеть институций вторгается в область верований, правовых установлений, моральных и этикетных норм, утверждая собственные диспозитивы. Действуя во имя и от лица жизни, биовласть непрерывно пересобирает общество, не гнушаясь насилием в серой зоне неразличимости приоритетов. Будучи обществом контроля, биовласть проникает все глубже, стремясь развернуть широкую сеть контроля как можно ближе к жизни человека. «Мы должны понять общество контроля как общество… где механизмы принуждения становятся еще более «демократическими»… действуя посредством гибких и подвижных сетей» [18, с. 35–36]. Мир утвердившейся биовласти пользуется спросом. Контроль над жизнью или жизнь, стремящаяся к самоконтролю, смешались в биополитическом пространстве современного мира. Биовласть прививает веру в жизнь, защищает, сохраняет, спасает, продлевает и облегчает жизнь. Однако, говоря от лица жизни и действуя во имя жизни, биовласть всегда одновременно сохраняет и истребляет жизнь. Это приносит человеку и пользу, и ущерб. Биовласть амбивалентна, она, как и сама жизнь, дарит и отнимает.

References

1. Arendt H. Vita activa, ili O deyatel'noj zhizni [Vita activa, or about an active life], transl. from English and Germ. by V.V. Bibikhin; ed. by D.M. Nosov. St. Petersburg: Aletejya Publ., 2000.

2. Bernays E. Propaganda [Propaganda], transl. from English by I. Yushchenko. Moscow: Hippo Publishing, 2010.

3. Davydov D.A. Revolyuciya lichnosti, ili voskhozhdenie personaliata [Revolution of personality, or the rise of personaliat]. Politiya. N 2020. P. 68–89.

4. Gentile E. Politika i svyashchennoe: pro kakogo boga govoritsya na amerikanskom dollare [Politics and the sacred: what kind of God is spoken about on the American dollar]. [Electronic resource]. URL: https://gorky.media/fragments/politika-i-svyashhennoe-pro-kakogo-boga-govoritsya-na-amerikanskom-dollare/ (date of access: 20.08.2021)

5. Davies R. Pyatyj personazh. Mantikora. Mir chudes [The fifth character. The Manticore. World of Wonders], transl. from English by G. Krylov, M. Pchelincev. Moscow: Inostranka Publ., 2019.

6. Kovba D.M. Evgenika kak napravlenie nauchnoj mysli i praktika selekcii cheloveka v konce XIX — nachale XXI vv. [Eugenics as a direction of scientific thought and practice of human selection in the late 19th — the early 21st centuries]. Socium i vlast'. 2020. N 4 (84). P. 7–19.

7. Creveld M. van Transformaciya vojny [Transformation of War], transl. from English. Moscow: Al'pina Biznes Buks Publ., 2005.

8. Moscovici S. Vek tolp. Istoricheskij traktat po psihologii mass [The age of crowds. Historical treatise on the psychology of the masses], transl. from French. Moscow: Centr psihologii i psihoterapii Publ., 1998.

9. Popov D.V. Prakticheskaya idealizaciya v biopolitike [Practical idealization in biopolitics]. Vestnik Omskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. Gumanitarnye issledovaniya. 2019. N 4. P. 39–43

10. Popova O.V. Telo kak territoriya tekhnologij: ot social'noj inzhenerii k etike biotekhnologicheskogo konstruirovaniya: monografiya [The body as the territory of technologies: from social engineering to the ethics of biotechnological design: monograph]. O.V. Popova. Moscow: Kanon+ROOI «Reabilitaciya» Publ., 2020.

11. Psihologiya tolp [The psychology of crowds]. Moscow: Institut psihologii RAN, «KSP+» Publ., 1998.

12. Tarde G. Obshchestvennoe mnenie i tolpa [Public opinion and the crowd]: Transl. from French, ed. by P. S. Kogan. Moscow: LENAND Publ., 2015.

13. Tishchenko P.D. Biovlast' v epohu biotekhnologij [Bio-power in the age of biotechnology]. Moscow: Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences Publ., 2001.

14. Tishchenko P.D. Na granyah zhizni i smerti: filosofskie issledovaniya osnovanij bioetiki [On the edges of life and death: philosophical studies of the foundations of bioethics]. St. Petersburg: Mir Publ., 2011.

15. Wilson E.O. O prirode cheloveka [On human nature], transl. from English by T.O. Novikova, ed. by V.B. Avdeeva, intr. and ed. by A.V. Bykov. Moscow: Kuchkovo pole Publ., 2015.

16. Foucault M. Nenormal'nye: Kurs lekcij, prochitannyh v Kollezh de Frans v 1974–1975 uchebnom godu [The Abnormal: A course of lectures delivered at the Collège de France in the 1974–1975 academic year]. St. Petersburg: Nauka Publ., 2005.

17. Heidegger M. Vremya i bytie: Stat'i i vystupleniya [Time and being: articles and speeches], transl. from Germ., compil., ed. and notes by V.V. Bibikhin. Moscow: Respublika Publ., 1993.

18. Hardt M., Negri A. Imperiya [Empire], transl. from English, ed. by G.V. Kamenskaja, M.S. Fetisov. Moscow: Praksis Publ., 2004.

19. Haushofer K. Teoriya «zhiznennogo prostranstva» [The theory of «living space»], transl. from Germ. by I.G. Usachev. Moscow: Algoritm Publ., 2019.

20. Schmitt K. Politicheskaya teologiya. Sbornik [Political Theology. Collection]. transl. from Germ., compil. and afterw. by A. Filippov. Moscow: KANON-press-C. Publ., 2000.

21. Junger E. Rabochij. Gospodstvo i geshtal't; Total'naya mobilizaciya; O boli [A worker. Domination and gestalt; Total mobilization; About pain], transl. from Germ. by A.V. Mikhaylovsky, ed. by D.V. Sklyadnev. St. Petersburg: Nauka Publ., 2000.

22. Esposito R. Bios: Biopolitics and Philosophy. Transl. and with an Introduction by Timothy Campbell. University of Minnesota Press. Minneapolis. London, 2008.

Comments

No posts found

Write a review
Translate