Везде
The Problem of Stress and the Phenomenon of Death in the Modern World: Medical and Philosophical Aspect
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
The Problem of Stress and the Phenomenon of Death in the Modern World: Medical and Philosophical Aspect
Annotation
PII
S023620070027350-2-1
DOI
10.31857/S023620070027350-2
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Vladimir A. Rybin 
ORCID: 0000-0002-3343-1048
Affiliation: Chelyabinsk State University
Address: 129 Kashirin brothers Str., Chelyabinsk 454001, Russian Federation
Edition
Volume 34 Issue 4
Pages
11-26
Abstract

In modern conditions, unfavorable demographic trends are becoming more and more acute. They affect the population of the most developed and prosperous regions but indicate a decrease in the viability of the human population as a whole. We are talking about the "diseases of civilization" that arise under the influence of psycho-emotional stress. Until recently, the main attention was paid to its psychological aspect, but today it is necessary to focus on its somatic, bodily component. This requires the improvement of the classical concept of stress, primarily by highlighting the basic criterion for the viability of biological organisms. Such a criterion is the phenomenon of death. Today, death is seen as a kind of autonomous beginning, absolutely the opposite of life. Nevertheless, there is a different point of view in science and philosophy, according to which death is only an epiphenomenon of life accompanying its evolutionary process. At the level of biological evolution, the living adapts to the living. At the cultural level, the inanimate principle is included in the evolution in the image of the technology that man creates. Nowadays, in the transition from the second to the third millennium, this process reaches its apogee. The technosphere rises above the biosphere, and the living is forced to adapt to the inanimate. Hence stress, mass morbidity and depopulation. To conceptualize an alternative perspective, it is necessary to interpret stress as a result of the mismatch of the processes of inhibition and excitation in the human central nervous system under the influence of unfavorable external conditions. With such an approach, the importance of A.A. Ukhtomsky's teaching about the dominant increases, where inhibition plays a major role. It seems that the main provisions of this doctrine, introduced into a broad theoretical turn, will contribute to the productive solution of numerous problems facing modern humanity.

Keywords
man, humanity, life, evolution, depopulation, stress, oncology, death, diseases of civilization, dominant
Received
02.09.2023
Date of publication
03.09.2023
Number of purchasers
15
Views
567
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf
Additional services access
Additional services for the article
Services benefits
100 RUB / 1.0 SU
Additional services for all issues for 2023
Services benefits
4590 RUB / 91.0 SU
1 На протяжении нескольких последних десятилетий демографические показатели, характеризующие жизнеспособность человеческой популяции, демонстрируют явный парадокс: в тех регионах и странах, которые принято считать лидерами научно-технического и общекультурного прогресса, явственно нарастают деструктивные демографические тенденции, связанные со снижением рождаемости, постарением населения, ростом его заболеваемости и снижением численности, то есть с депопуляцией. Если снижение рождаемости обосновывается вполне рационально [Капица, 2010: 156–157], то указание, например, на тот факт, что «в странах с высоким уровнем дохода рак стал главной причиной преждевременной смерти» [Мировая статистика здравоохранения 2020: 12], представляется непонятным и тревожным. Как утверждают биологи и демографы [Гаврилов, Гаврилова, 1991: 91–92], ссылки на совершающийся в результате улучшения качества жизни переход от экзогенных причин смертности населения (голод, инфекционные заболевания, войны и т.д.) к эндогенным (постарение населения, хронические неинфекционные заболевания и т.д.), мало что способны прояснить и даже запутывают понимание, поскольку эти сдвиги, во-первых, сами являются производными более фундаментальных трендов, а во-вторых, демонстрируют, что достижения прогресса в нарастающей степени сочетаются с антропологической деструкцией [Человечество обречено на вымирание, 2021; Вопросы вымирания, 2022].
2 Иногда рост смертности от онкологии в развитых странах объясняют постарением населения и совершенствованием медицинской диагностики, но логика подобных умозаключений выглядит как минимум поверхностной, ибо сам этот рост свидетельствует как раз о том, что оптимизация технической базы медицины не способна переломить неблагоприятные тенденции. Имеются и другие нестыковки: отмеченный ВОЗ факт роста заболеваемости раком легкого на 74% среди мужского населения Турции в течение 1990–2010 годов [Глобальное бремя болезней: 25], вряд ли связан с улучшением диагностики и возрастными сдвигами, поскольку данные факторы попросту недоступны существенным изменениям за столь краткий период. Речь определенно идет не об относительном, а об абсолютном повышении смертности, причем не только от онкологии, но также от ишемической болезни сердца и суицидов [Мировая статистика здравоохранения 2020: 1], то есть о вымирании в полном смысле этого слова.
3 Если бы данный тренд сочетался с ухудшением условий жизни, это вряд ли кого-нибудь удивило, может быть, лишь в плане интенсивности этих процессов [Улумбекова, 2016: 28], но парадоксальная корреляция между повышением качества жизни и снижением жизнеспособности человеческой популяции выглядит загадочно. Тем не менее, она статистически доказана [Львов, 2016], а ее угрожающие последствия очевидны не только для научного, но и обыденного сознания [Человечеству предрекли вымирание из-за стрессов, 2023]. На этом фоне закономерно актуализируется запрос на выявление глубинных причин той массовой антропологической деструкции, которая нарастает в авангардных регионах современной цивилизации.
4

Методологические предпосылки

5 Долгое время решение обозначенного парадокса усматривалось в теории «факторов риска», которые, как принято считать, создают фон для возникновения и развития массовой заболеваемости [Медик, 2003: 170]. К их числу относят курение, алкоголизм, несбалансированное питание, гиподинамию, а также психоэмоциональный стресс или «общий адаптационный синдром» [Лисицын, 1999: 74]. В наиболее общем виде стресс определяется как совокупность внутренних реакций, направленных на адаптацию (приспособление) живого организма к внешней среде, но при достижении определенной их интенсивности приводящих к его деструкции [Иллюстрированный энциклопедический словарь, 1995: 665]. Такая деструкция реализуется в виде «болезней адаптации», применительно к человеку именуемых также «болезнями цивилизации», среди которых преобладают сердечно-сосудистые и онкологические заболевания [Лисицын, 1999: 90].
6 Уязвимость теории «факторов риска» заключается в том, что, фиксируя некую зависимость в отношениях организма и среды, она не способна установить четкую причинно-следственную связь между повреждениями и их причинами. На этом фоне стресс по сравнению с другими факторами выглядит выигрышным образом, поскольку имеется достаточно доказательств, что именно стресс приводит к развитию «болезней цивилизации», разрушая «слитность психического с соматическим» [Тополянский, Струковская, 1986: 11]. Восстановлением баланса этих начал занимается психосоматика как особая клиническая дисциплина, но повсеместный опыт ее внедрения в практику показывает, что реализуется она преимущественно в русле психоаналитической традиции (школы Ф. Александера, Ф. Данбар и др.), которая ориентирована на психическую составляющую. В физиологии стресс до сих пор оценивается со стороны эмоций [Словарь физиологических терминов, 1987: 364], следовательно, так же в психологическом ключе. Между тем распространение «болезней цивилизации», явственно указывающее на связь стресса с какими-то «стабильными биологическими особенностями популяций человека» [Гаврилов Н.А., Гаврилова Н.С., 1991: 72], требует переноса исследовательского акцента на соматическую составляющую психосоматики. В этом отношении особого внимания заслуживает классическая концепция стресса Ганса Селье.
7

Стресс: обновленная интерпретация
8 В интерпретации Селье стресс — это «отклонение от гомеостаза», нарушение стабильности функционирования организма, наступающее в результате внешних воздействий и проявляющееся как совокупность его ответных внутренних реакций, которые позволяют ему вернуться в исходное устойчивое состояние. Согласно Селье, все живые организмы реагируют на среду, во-первых, целостно (то есть в согласованном взаимодействии своих главных жизненных систем: нервной, гормональной, иммунной), во-вторых, единообразно (то есть в однонаправленной последовательности трех стадий «общего адаптационного синдрома»: тревоги, резистентности, истощения).
9 Надо отметить, что, признавая значимость нервной системы в развитии стресса, Селье отдавал приоритет гормональной его составляющей. Именно по этой причине в Советском Союзе его теория была принята с некоторым запозданием — в тогдашней отечественной физиологии господствовала доктрина «нервизма», точнее, кортико-висцеральная теория в интерпретации школы И.П. Павлова. Например, в учебнике «Патологическая физиология» под редакцией А.Д. Адо 1980 года издания, термин «стресс» не используется, а концепция Селье не упоминается. В целом же идея гомеостатического регулирования отношений организма со средой была повсеместно принята и оказала значительное влияние на науки о жизни.
10 И все же с самого начала она содержала в себе ряд уязвимых пунктов. Прежде всего, вполне очевидно, что существование живого организма не ограничивается его возвратом к состоянию стабильности, что любая жизнедеятельность в той или иной степени предполагает выход за рамки гомеостаза и нарушение внутреннего равновесия. Стресс, таким образом, является безусловным условием жизни. Но, если так, каким же образом он становится фактором ее нарушения или даже прерывания? Без ответа на вопросы этого рода концепция стресса сводится к описанию последовательности его стадий и фиксации соответствующих им физиологических сдвигов.
11 Селье понимал слабые стороны своей теории и постоянно совершенствовал ее. В частности, сочетание благоприятных и деструктивных для организма эффектов он в позднейший период своей деятельности стал объяснять сосуществованием двух вариантов стресса — «полезного», соответствующего физиологической норме, и «вредного», ведущего к ее нарушению («дистресс»). Причину же перехода второй, устойчивой, «резистентной» стадии стресса в третью, деструктивную стадию «истощения», Селье пытался истолковывать израсходованием некоей «адаптационной энергии» [Селье, 1979: 37], которую он трактовал как «ограниченный запас жизнеспособности, отпущенный нам при рождении» [там же: 105], что не могло не провоцировать критических обвинений в механицизме, витализме, идеализме и т.д. И хотя сам термин «стресс» прочно закрепился в массовом сознании, конкретного ответа на вопрос о механизме и индикаторах утраты организмом своей жизнеспособности Селье так и не дал. По этой причине теория стресса до сих пор остается достоянием скорее лабораторной сферы, чем лечебной практики.
12 Тем не менее, у Селье имеются некоторые важные намеки. В своих работах он неоднократно подчеркивал определенные общие признаки деструктивного процесса, складывающиеся в «синдром болезни»: «И при больших кровопотерях, и при инфекционных заболеваниях, и в случае запущенного рака больной теряет аппетит, мышечную силу, всякое желание что-либо делать. Обычно он также теряет в весе, и даже выражение лица выдает его болезненное состояние» [там же: 33]. Это не что иное, как признаки смерти или ее приближения: «Каждая стрессовая реакция, особенно стадия "истощения", обусловливает изнашивание организма, приближает его к старости и смерти» [Аршавский, 1982: 15]. Следовательно, базисный индикатор утраты жизнеспособности организма, а также феномен, заключающий в себе решение проблемы стресса, — это смерть.
13 Рассмотрение проблемы стресса, таким образом, необходимо перенести в сферу анализа жизненного процесса, сочетающего в себе жизнь и смерть.
14

Феномен смерти как предмет познания
15 И в общетеоретическом, и в обыденном сознании до сих пор господствует представление, что смерть — это начало, абсолютно противоположное жизни и, в конечном счете, господствующее над ней. Логика умозаключений в этом плане мало изменилась со времен Эпикура: есть жизнь — нет смерти, приходит смерть — уходит жизнь.
16 Что касается научного познания, то оно долгое время вообще исключало смерть из сферы своего внимания. Вплоть до середины XX века предметом повышенного интереса науки оставалась преимущественно восходящая линия природных процессов, связанная с ростом и совершенствованием живых систем, тогда как нисходящую линию, связанную с их деградацией и распадом, было принято относить на счет второго начала термодинамики и принципа энтропии, которые рассматривались в качестве конечных причин, не требующих дальнейших объяснений. Анри Бергсон определял жизнь как «восходящий поток, которому противодействует нисходящее движение материи» [Бергсон, 1998: 262]. В.И. Вернадский главное свойство живой материи связывал с ее способностью непрерывно наращивать силу вещественного и энергетического воздействия на окружающую среду [Вернадский, 2001: 301–302]. Эрвин Бауэр, выдвигая «принцип устойчивого неравновесия» в качестве основного закона биологии [Бауэр, 2002: 143], руководствовался аналогичными соображениями.
17 Между тем восхождение — это только одна сторона жизненного процесса. Существование живых организмов невозможно без обновления, которое протекает в процессе обмена, следовательно, предполагает распад отработанных субстратов и введение на их место новых. Иными словами, живые системы воспроизводятся посредством сочетания синтеза и распада, обновления и деградации и т.д., и потому смерть не является началом, совершенно чуждым жизни. Это было понято еще в начале XX века, когда в науках о живом сформировалось убеждение, что смерть возникает только в мире органической, живой природы [Биология старения, 1982: 70–72], что познавать ее следует на путях более глубокого постижения самого жизненного процесса. Так А.А. Ухтомский в своих записных книжках отмечал: «Смерть сама по себе настолько не поддается выражению в самостоятельном законе, в самобытном разумном содержании, что всякие попытки ее истолкования и объяснения достигаются не иначе, как из интересов жизни и ради жизни. Замечательно, что попытки оправдать, "объяснить" смерть исходят всегда из понятий жизни» [Ухтомский, 1997: 212].
18 Перелом в отношении к феномену смерти наступил во второй половине XX века, причем парадоксальным образом, на фоне очевидных успехов в познании жизни. С одной стороны, медицинские прорывы в практике оживления и последующее выделение реаниматологии как новой лечебной дисциплины продемонстрировали ограниченность этих достижений, ибо на этом фоне смерть в более общих ее проявлениях (например, в виде старения) предстала фактором, все еще недоступным серьезному противодействию. С другой стороны, сформированная в этот период синтетическая теория эволюции, которую одно время было принято рассматривать как высшее достижение в науках о живом, по признанию некоторых авторитетных генетиков так и не смогла выявить какой-то главный и скрытый фактор жизненного процесса [Lewontin, 1991: 12–13].
19 Сомнения в том, является ли смерть самостоятельным началом, явственно обозначились и в философии, и в медико-биологической науке. Интересные идеи по поводу смерти высказал в этот период Н.Н. Трубников: «Смерть предполагает жизнь, начинается с жизнью и с жизнью же — заканчивается. Конец жизни есть конец смерти, то есть умирания. По существу, смерти нет, есть смертное, то есть живое» [Трубников, 1990: 445]. Теоретические обобщения крупнейшего отечественного патолога Д.С. Саркисова, подчеркнувшего, что все адаптивные реакции организма носят регенеративный характер и направлены на синтез, что сущность жизни «состоит в усилении биологических процессов» [Саркисов, 1981: 276], по сути обозначили линию на отказ от рассмотрения смерти в качестве самостоятельного, равнозначного жизни начала. Что касается апоптоза, который одно время было принято рассматривать как некую автономную программу умирания, то есть весомые основания расценивать его как подготовительную фазу регенерации в качестве магистрального потока всего жизненного процесса [См.: Программированная клеточная гибель, 1996]. В конце концов было обосновано, что природный эволюционный процесс не нуждается в особом внутреннем механизме смерти помимо той организменной устойчивости, которая возникает у конкретных видов в ходе межвидовой конкуренции, закрепляется на генетическом уровне и проявляется как видоспецифическая продолжительность жизни: «Механизм прекращения воспроизведения возникает автоматически и не будучи запрограммированным» [Дильман, 1987: 84–85]. В общем виде единый закон существования живых систем был сформулирован Н.И Чуприковой в сфере общей психологии: «Согласно этому закону, везде, где имеет место прогрессивное органическое развитие, оно подчинено ортогенетическому принципу. Начинаясь с некоторых простых, примитивных и целостно-глобальных форм структуры и функций, оно идет к формам все более внутренне дифференцированным и иерархически упорядоченным» [Чуприкова, 2021: 91].
20 В итоге есть весомые основания утверждать, что смерти как самостоятельного начала не существует — смерть это сама жизнь, в своем эволюционном восхождении создающая для себя некие внутренние ограничения, ведущие к ее прерыванию: «Смерть живого организма вызывается неотрегулированностью самих же восходящих общеэволюционных процессов и наступает тогда, когда мощность внешнего вещественно-энергетического потока, проходящего через организм и питающего его, в какой-то точке развития перестает соответствовать его внутренним возможностям усваивать этот поток» [Рыбин, 2019: 48]. Если «на входе» в зону неблагополучия организм не меняет стратегию своей жизнедеятельности и продолжает действовать по линии сложившихся отношений со средой, то дальнейшее «повышение поведенческой эффективности преодоления стресса в результате усиления физиологических реакций может еще более усилить изнашивание и разрушение организма» [Тигранян, 1988: 116], что «на выходе» закономерно порождает распад, то есть смерть.
21 Таким образом, дальнейшее углубление в суть проблемы требует перехода к более объемному рассмотрению жизни в контексте всеобщего эволюционного процесса.
22

Эволюция в природе и культуре
23 Один из наиболее эффективных приемов продвижения в данном направлении — сопоставление специфики эволюционного процесса на уровне природы и уровне культуры. Рассмотрим эти варианты с учетом феномена смерти, истолкованной в качестве искаженной формы самой жизнедеятельности.
24 В обоих случаях осуществляется адаптация живого организма к внешней среде. В ходе природной эволюции в «ближней» пространственной и темпоральной перспективе изменяется особь, в «дальней» — вид. То, что не изменяется должным образом, неизбежно погибает [Gould, 1987: 143–145]. Как результат, в биосфере на смену вымирающим или застывшим на более низкой эволюционной ступени видам, приходят новые — морфологически изменившиеся, более приспособленные и совершенные. Так оформляется «великая цепь бытия» [Лавджой, 2001: 293–294] живой природы, где живое адаптируется к живому. В этом процессе задействована смерть, но ее фатальность искупается биологическим совершенствованием.
25 Появление человека и формирование культуры означают разрыв этой цепи. Люди создают техносферу в виде совокупности искусственных орудий труда, в результате человеческий вид обретает доминирующее положение в биосфере, а эволюционный процесс смещается с морфологического преобразования живых видов на преобразование внешней среды. С этого момента человек как представитель вида становится морфологически неизменным [Алексеев, 2007: 525], а сам человеческий вид за счет потребления биосферы обретает способность «существовать настолько долго, насколько будут создаваться соответствующие условия для существования на нашей планете» [Биология старения, 1982: 44]. Тем не менее адаптация живого к живому до поры сохраняется.
26 Ситуация радикально меняется на переломе XX–XXI веков, когда происходит вторичный разрыв «великой цепи бытия», техносфера окончательно становится над биосферой, а естественные условия человеческого существования окончательно смещаются в сторону искусственных. Данная метаморфоза как раз и превращает жизненный эволюционный процесс в деструктивный и убийственный, поскольку теперь от живого требуется адаптироваться к неживому. Внешним относительно человека проявлением данной тенденции становится экологический кризис, внутренним — «стресс непрерывных перемен» [Селье, 1979: 69], вносящий «разногласие между филогенетически сложившимися адаптивными стереотипами и новыми вызовами техносоциальной среды» [Кишкун, 2008: 149], что, согласно обозначенному механизму деструкции, становится причиной массового распространения «болезней цивилизации» и депопуляции.
27 Наиболее проницательные мыслители еще 100 лет назад прекрасно понимали суть дела: «Невозможно удержать сколько-нибудь надолго жизнь и деятельность в порядке одного только понуждения, то есть так, что всякое действие человека совершается только через насилие над собою, только через подстегивание себя . А вот именно такую жизнь в непрестанном понуждении, в одном только понуждении, приходится вести в нашей сутолоке, когда жизнь все расширяет свои запросы и спросы, а ресурсы предложения все оскудевают за "сокращением штатов". Мы все работаем насильно и через силу, давно перейдены границы того физиологического утомления, которое дает благодетельное предупреждение, что машина требует отдыха и ремонта!» [Ухтомский, 1996: 410].
28

Перспективы

29 На первый взгляд складывающееся положение выглядит мрачным и даже безвыходным. Однако, если человеческий род сам создал подобную ситуацию, то, может быть, все-таки есть надежда каким-то образом ее преодолеть? Найти в контексте многочисленных кризисов некий просвет?
30 Представляется, что выход просматривается, если проблему стресса решать на путях углубления учения о доминанте Алексея Алексеевича Ухтомского. Его ближайший ученик подчеркивал: «Вне принципа доминанты невозможно сколько-нибудь эффективно решить проблему стресса, идет ли речь о физиологическом или патологическом стрессе, и тем более понять достаточно полно механизмы их осуществления» [Аршавский, 1990: 121].
31 Одним из главных недостатков концепции стресса в интерпретации Селье является выдвижение на первый план гормонального уровня при недостаточном внимании к механизмам высшей нервной деятельности, ограниченным «по существу соотношением только двух основных процессов — торможения и возбуждения» [Саркисов, 1981: 296]. В разработке учения о высшей нервной деятельности общеизвестна роль научной школы И.П. Павлова, но в наши дни результаты деятельности школы А.А. Ухтомского выглядят более продуктивными. Вкратце суть различия между этими школами сводится к следующему: если в учении Павлова возбуждение и торможение выступают как два противоречащих друг другу, но однородных и равнозначных процесса, то Ухтомский отдавал приоритет торможению, выдвигая его в качестве более сложного и значимого — доминантного — физиологического механизма.
32 Доминанта — это динамически функционирующее, оформленное и направленное торможение [Ухтомский, 1978а: 131–132], доступное совершенствованию на уровне культуры [Ухтомский, 1978б: 90] посредством придания ему избирательного характера и выхода на линию более широких контактов с миром: «Это — временное исключение монотонно-однообразных реакций, которые утрачивают биологический интерес для организма ради сосредоточения на вновь приходящих, биологически важных показаниях среды» [Ухтомский, 1978а: 132]. Такой «отфильтрованный» торможением ответ на воздействие среды предполагает не возврат организма к состоянию «гомеостаза», как у Селье, а переход на новую ступень отношений с ней: «По А.А. Ухтомскому торможение представляет собой наиболее высокую и непрерывно нарастающую форму активности (курсив мой — В.Р.» [Ярошевский, 1990: 40].
33 С точки зрения учения о доминанте деструктивные психосоматические процессы в организме человека развиваются как поток непрерывно поступающих от внешней среды импульсов, не заблокированных — не заторможенных — на уровне центральной нервной системы и потому оказывающих длительное (хроническое) и в итоге разрушительное воздействие на физиологические процессы, вплоть до их полного прерывания, то есть смерти. Новейшая концепция академика Н.П. Бехтеревой об устойчивом патологическом состоянии мозга (УПС) [Бехтерева, 2007: 179—182, 322] как застойном очаге возбуждения, вызывающем поражение внутренних систем организма, исходит из этой же посылки: речь идет не просто о влиянии коры мозга на внутренние органы (иначе это мало чем отличалось бы от «нервизма» в духе позднейшего прочтения теории Павлова), а именно о той «тугоподвижности» мозгового очага патологической импульсации, которая не позволяет человеку преодолеть стандарты своего поистине «патогенного» отношения к миру.
34 Дополнительным аргументом в пользу достоверности концепции Ухтомского, открывающей путь к преодолению психосоматической патологии и смерти, служат философские интуиции Анри Бергсона, утверждавшего, что мозг — это «орган внимания к жизни. Но из этого следует, что либо в теле, либо в сознании, которое ограничено телом, должны существовать специальные устройства, функция которых состоит в устранении из человеческого восприятия объектов, по своей природе отвлекающих человека от действия. Если эти механизмы оказываются расстроенными и дверь, которую они держали закрытой, приоткрывается, то нечто проходит из "внешнего" мира, который, возможно, есть мир "потусторонний"» [Бергсон, 1994: 343]. Это мир, откуда приходит смерть, потому что жизненный процесс в нем по отношению к человеку организован неправильно — без учета того свершившегося эволюционного сдвига, который вторично разорвал «великую цепь бытия», радикально изменил основные антропологические параметры в системе «техносфера — биосфера» и тем самым, с одной стороны, обозначил задачу формирования неких духовно-материальных «протекторов», способных обеспечить морфологическую неизменность человека (а вместе с этим и его выживание) в условиях нарастающего (и порождающего стресс) давления техносферных факторов, а с другой стороны, обозначил факт фатального запаздывания с решением этой задачи.
35 Тем самым речь заходит о каком-то новом типе человеческого существования, который был бы альтернативен всему бывшему прежде, и господствующему по сию пору адаптивно-биологическому его типу. Но это отдельная, требующая особой разработки тема, предпосылки которой были обозначены при рассмотрении проблемы стресса и феномена смерти в современном мире.

References

1. Alexeev V.P. Stanovlenie chelovechestva [Formation of mankind]. Alexeev V.P. Isbrannoe: v 5 t. T.1 [Favorites: in 5 vol.]. Vol. 1. Moscow: Nauka Publ., 2007.

2. Arshavsky I.A. Fisiologicheskie mehanismy i sakonomernosti individualnogo rasvitia [Physiological mechanisms and patterns of individual development]. Moscow: Nauka Publ., 1982.

3. Arshavsky I.A. Rolꞌ A.A. Uhtomskogo v sosdanii teoreticheskih predposilok dlj issledovanii fisiologicheskih mehanismov individualnogo I filogeneticheskogo rasvivij [The role of A.A. Ukhtomsky in creating theoretical prerequisites for the study of physiological mechanisms of individual and phylogenetic development]. Uchenie A.A. Uhtomskogo o dominante I sovremennaj neirofisiologia [A.A. Ukhtomsky's teaching about the dominant and modern neurophysiology: Collection of scientific works]. Leningrad: Nauka Publ., 1990.

4. Bauer E.S. Teoreticheskaja biologia [Theoretical biology]. St.-Petersburg: Rostok Publ., 2002.

5. Bergson H. Dva istochnika morali I religii [Two sources of morality and religion]. Moscow: Canon Publ., 1994.

6. Bergson H. Tvorcheskaj evolutia [Creative evolution]. Moscow: Canon-Press Publ., 1994.

7. Bekhtereva N.P. Magia mosga i labirinty shisni [The magic of the brain and the labyrinths of life]. Moscow: AST; St.-Petersburg: Sova Publ, 2007.

8. Biologia Starenia. Rucovodstvo po fisiologii [Biology of aging. Manual of Physiology]. Leningrad: Nauka Publ., 1982.

9. Vernadsky V.I. Himicheskoe stroenie biosferi Zemli I ee okrushenia [Chemical structure of the Earth's biosphere and its environment]. Moscow: Nauka Publ., 2001.

10. Gavrilov N.A., Gavrilova N.S. Biologia prodolshitelnosti shisni [Biology of life expectancy], ed. by V.P. Skulachev. Moscow: Nauka Publ., 1991.

11. Globalnoe bremja bolesnej: Poroshdenie dokasatelstv, napravlenie politiki. Inatitut po ismereniy pokasatelej sdorovja [Global burden of disease: Generation of evidence, direction of policy. Institute for Measuring Health Indicators and Health Assessment, 2013]. [Electronic resource] URL: https://www.healthdata.org/sites/default/files/files/policy_report/2013/WB_EuropeCentralAsia/IHME_GBD_WorldBank_EuropeCentralAsia_FullReport_RUSSIAN.pdf (date of access: 15.02.2023).

12. Dilman V.M. Chetiri modeli mediciny [Four models of medicine]. Leningrad: Medicine Publ., 1987.

13. Kapitsa S. Paradoxi rosta: Zakoni rasvitij chelovechestva [Paradoxes of growth: Laws of Human Development]. Moscow: Alpina non-fiction Publ., 2010.

14. Kishkun A.A. Biologicheskij vosrast I starenie. Rukovodstvo dlj vrachei [Biological age and aging: A Guide for doctors]. Moscow: GEOTAR-Media Publ., 2008.

15. Lovejoy Arthur. Velikaj zep bitija [The Great Chain of Being]. Moscow: House of Intellectual Books Publ., 2001.

16. Lisitsyn Yu.P. Teorii medicine v 20 veke [Theories of medicine of the XX century]. Moscow: Medicine Publ., 1999.

17. Lvov D.S. Fenomen sverhsmertnosti, neisvestnij sovremennoi nauke [The phenomenon of supermortality, unknown to modern science]. [Electronic resource]. URL: https://textarchive.ru/c-2517235-p16.html (date of access: 15.02.2023).

18. Medik V.A. Sabolevaemost naselenij: istoria, sovremennoe sostojanie i metodologia isuchenij [Morbidity of the population: history, current state and methodology of study]. Moscow: Medicine Publ., 2003.

19. World Health Statistics 2020. p. 1. [Electronic resource]. URL: https://apps.who.int/iris/bitstream/handle/10665/332070/9789240011977-rus.pdf?sequence=32&isAllowed=y (date of access: 15.02.2023).

20. Programmirovannaj kletochnaj gibel [Programmed cell death]. Ed. by V.S. Novikov. St. Petersburg.: Publishing House of the Military Medical Academy, 1996.

21. Rybin V.A. K voprosu o chelovecheskom bessmertii: nekotorje filosofckij I evolutsionnie predposilki reshenij [On the question of human immortality: some philosophical and evolutionary prerequisites for the solution]. Bulletin of ChelSU. Philosophical sciences. 2019. Iss. 51. N 2. P. 48.

22. Sarkisov D.S. Structurnie osnovi gomestasa [Structural foundations of homeostasis]. Homeostasis. Ed. by P.D. Horizontov. Moscow: Medicine Publ., 1981.

23. Selye Hans. Stress bes distressa [Stress without distress]. Moscow: Progress Publ., 1979.

24. Slovar fisiologicheskih terminov [Dictionary of Physiological Terms]. Ed. by akad. O.G. Gazenko]. Moscow: Nauka Publ., 1987.

25. Stress. Illustrirovannij enciklopedicheskij slovar [Illustrated Encyclopedic Dictionary]. Moscow: Scientific publishing house "Big Russian Encyclopedia", 1995.

26. Tigranyan R.A. Stress i ego snachenie dlja organism [Stress and its significance for the body]. Ed. by O.G. Gazenko. Moscow: Nauka Publ., 1988.

27. Topolyansky V.D., Strukovskaya M.V. Psihosomaticheskie rasstoistva [Psychosomatic disorders]. Moscow: Medicine Publ., 1986.

28. Trubnikov N.N. Prospect knigi o smisle shisni [Prospect books about the meaning of life]. Kvintessentia: Filosofskii almanah [Quintessence: Philosophical almanac]. Moscow: Politizdat Publ., 1990.

29. Ulumbekova G.E. Zdravohranenie v Rossii. Chto nado delat. Kratkaja versia [Healthcare of Russia. What to do. Short version]. Moscow: GEOTAR-Media Publ., 2016.

30. Ukhtomsky A.A. Vosbushdenie, utomlenie, tormoshenie [Excitement, fatigue, inhibition]. Ukhtomsky A.A. Isbrannie proisvedenia [Selected works]. Leningrad: Nauka Publ., 1978 a.

31. Ukhtomsky A.A. Dominanta kak factor povedenia [Dominant as a factor of behavior]. Ukhtomsky A.A. Isbrannie proisvedenia [Selected works]. Leningrad: Nauka Publ., 1978 b.

32. Ukhtomsky A.A. Saslushennij sobesednik. Etika. Religia. Nauka [Honored Interlocutor: Ethics. Religion. The science]. Rybinsk: Rybinskoje podvorje Publ., 1997.

33. Ukhtomsky A.A. Intuitia sovesti/ Pisma. Sapisnie knishki. Zametki na poljah [Intuition of conscience: Letters. Notebooks. Notes in the margins]. St.-Petersburg: Peterburgskij pisatelꞌ Publ., 1996.

34. Chelovechestvo obrecheno na vimiranie? [Is humanity doomed to extinction?]. [Electronic resource]. URL: https://www.rosbalt.ru/moscow/2021/10/02/1924202.html (date of access: 15.02.2023).

35. Voprosi vimiranja: kakim budet naselenie semli [Questions of extinction: what will be the population of the Earth by the end of the century]. [Electronic resource]. URL: https://iz.ru/1426051/mariia-shaipova/voprosy-vymiraniia-kakim-budet-naselenie-zemli-k-kontcu-stoletiia (date of access: 15.02.2023).

36. Chlovechestvu predrecli vimiranie is-sa stressov [Mankind was predicted to die out due to stress]. [Electronic resource]. URL: https://mir24.tv/news/16472022/chelovechestvu-predrekli-vymiranie-iz-za-stressov (дата обращения: 15.02.2023).

37. Chuprikova N.I. Psihicheskaja dejtelnost mosga. Jsik I sosnanie [Mental activity of the brain. Language and consciousness]. Moscow: Yazyki russkoi kultury Publ., 2021.

38. Yaroshevsky M.G. A.A. Ukhtomsky I problema motivacii povedenia [Ukhtomsky and the problem of behavior motivation]. Uchenie A.A. Uhtomskogo o dominante I sovremennaj neirofisiologia: Sbornik nauchnyh trudov [A.A. Ukhtomsky's teaching about the dominant and modern neurophysiology: Collection of scientific works]. Leningrad: Nauka Publ., 1990.

39. Gould Stephen Jay. Times arrow, times cycle. Harvard University Press, Cambridge, London, 1987.

40. Lewontin Richard C. Biology as Ideology. Concord, Ontario: Anansi Press Limited Publishing House, 1991.

Comments

No posts found

Write a review
Translate